Тип «К» серия XIV — дизель-электрические подводные лодки

Корпус

Тип «К» серия XIV — дизель-электрические подводные лодки

Конструкция лодки была двухкорпусной. Прочный корпус наибольшим диаметром 5,3 м имел цилиндроконическую форму и выполнялся клепаным. Материал — сталь толщиной 18-22 мм. Прочный корпус разделяли на семь отсеков (их нумерация начиналась с носа) следующие переборки: 1-го отсека, носовая 3-го, между 5-м и 6-м отсеками — все сферические, рассчитанные на давление 10 кг/см2; кормовая 3-го отсека — плоская, рассчитанная на давление 10 кг/см2; между 4-м и 5-м, а также между 6-м и 7-м отсеками — плоские, рассчитанные на давление 2 кг/см2. Концевые переборки — сферические, литые. Четыре отсека — 1-й (носовой торпедный), 3-й (центральный пост), а также разделенные только легкой переборкой 6-й и 7-й (вспомогательного дизеля и главных электромоторов, кормовой торпедный), представляли собой отсеки-убежища, оборудованные постами аварийного продувания главного балласта.

Тип «К» серия XIV — дизель-электрические подводные лодки

В трюмной части 1-го и 7-го отсеков предусматривались дифферентные и торпедозаместительные, а также провизионная (только в 1-м отсеке) цистерны. В трюмных частях 2-го и 4-го отсеков (под настилом аккумуляторных ям) располагались топливные цистерны. Под центральным постом размещались артиллерийский погреб и минно-балластная цистерна (на «К-51»-«К-56» переделана в топливную). В цистернах в трюмах 5-го и 6-го отсеков находились запасы масла и воды для охлаждения дизелей и работы гидромуфт.
Над 3-м отсеком устанавливалась прочная рубка, выполненная в виде горизонтального цилиндра диаметром 2,3 м со сферическими переборками на торцах. В ней размещался главный командный пункт. Рубка могла использоваться как шлюзовая камера.
Прочный корпус вполне соответствовал спецификационным требованиям и в годы войны хорошо «держал» воздействия боевого и навигационного характера. Его высокие характеристики подтвердились и состоявшимся в октябре 1940 г. опытным погружением «К-1» в Мотовском заливе на глубину 120 м.
Легкий корпус, надстройка, все фундаменты под главные и вспомогательные механизмы (за исключением мест их крепления к прочному корпусу) выполнены сварными. Толщина легкого корпуса составляла 6 мм. Между прочным и легким корпусом размещались цистерны главного балласта (ЦГБ), а также уравнительные и быстрого погружения. Надводная непотопляемость гарантировалась при приеме запаса топлива в четыре ЦГБ из пяти. С полной загрузкой надводная непотопляемость не гарантировалась. Кроме того, в надстройке располагались дополнительные цистерны для хранения пресной воды (в 1942 г. эти цистерны демонтировали), а в кормовой части — два торпедных аппарата.
Общекорабельные системы
На лодке имелось 14 цистерн главного балласта, из них цистерна №14 (минно-балластная) располагалась внутри прочного корпуса и рассчитывалась на полное забортное давление. ЦГБ №3, 4, 7, 8, 9 были приспособлены для хранения топлива, а №5 и №6 выполняли роль средней группы. Цистерны №2, 12 и 13 — бескингстонные. Минно-балластная цистерна №14 заполнялась через имевшие электрический привод крышки люков сбрасывания мин. Приводы кингстонов и клапанов вентиляции — групповые, пневматические, с самотормозными пневматическими машинками. Для продувания главного балласта при всплытии предусматривались два турбокомпрессора производительностью 45 м3/мин каждый.
Дистанционное управление клапанами осуществлялось из центрального поста, где было сосредоточено управление системами погружения и всплытия, сжатого воздуха, горизонтальными и вертикальным рулями, аварийным продуванием главного балласта, а также дифферентовкой, откачкой воды из уравнительных цистерн и из всех трюмов. В качестве водоотливных средств использовались один центробежный насос М-125 и три трюмных поршневых насоса ТП-18 (из них один обслуживал дифферентовочную систему). Общая производительность водоотливных средств в надводном положении составляла 90 т/ч, максимальная — 130 т/ч, в подводном положении на предельной глубине — 40 т/ч.
Для пополнения запаса сжатого воздуха имелось два компрессора высокого давления ЭК-15 производительностью 15 л/мин каждый. Запас воздуха высокого давления (ВВД) размещался в шести группах баллонов, помещенных в межбортном пространстве. На пополнение запаса ВВД требовалось 6 ч.
Время погружения из крейсерского положения в подводное составляло 60-65 с. Переход из крейсерского в позиционное можно было осуществить за 18 с. Нормальное всплытие в крейсерское положение с продуванием ЦГБ воздухом низкого давления занимало до 10 минут.
Общесудовые системы водяного и дифферентовочного трубопроводов, сжатого воздуха высокого давления, трубопровода низкого давления, общей вентиляции, спасательные устройства и прочее были выполнены такими же, как и на подводных лодках типа «С». Приводы брашпиля, горизонтальных и вертикальных рулей — электрические. Имелись и ручные приводы управления горизонтальными рулями, но на практике ими не пользовались — для перекладки рулей требовалось приложить слишком большие физические усилия. Носовые горизонтальные рули выполнялись заваливающимися, в сложенном виде они располагались вдоль борта надстройки. Привод вертикального руля имел винт Девиса. Субмарины оснащались авторулевым «Угорь», который хотя и работал хорошо, практически не применялся из-за необходимости частых смен курса, особенно в свежую погоду.
Энергетическая установка
Главные дизели 9ДКР — двухтактные, простого действия, реверсивные, бескомпрессорные, с приводными ротативными продувочными насосами. Между дизелем и главным гребным электродвигателем была установлена реверсивная необратимая (не давала возможности пуска дизелей от электромотора) гидравлическая муфта типа 9ГМ-7 (она же С-6). На заднем ходу муфта допускала передачу на линию вала мощности до 1200 л.с. Гидромуфта работала на воде. Утечки воды из гидромуфты поступали в цистерну гидромуфт, общую для обоих бортов, и откачивались оттуда за борт насосом производительностью 30 м3/ч. Запретные зоны оборотов дизелей отсутствовали. Вторая муфта — между гребным электромотором и упорным валом — была фрикционная, типа «Бамаг».
Лодки XIV серии имели вспомогательный дизель-генератор (дизель 38К8 + генератор типа ПГ84/42). Он позволял двигаться экономическим надводным ходом, осуществлять зарядку аккумуляторной батареи, а также давать ток на главные станции для электродвижения при совместной работе на гребные валы главных дизелей и главных электродвигателей во время максимального надводного хода.
Гребные электродвигатели типа ПГ11 — двухъякорные, с якорями равной мощности, имели поворотную станину, что позволяло менять любую катушку возбуждения без поднятия и разборки электродвигателя. Серьезных замечаний к их работе не предъявлялось. Однако в целом электрооборудование «катюш» оказалось слабо защищенным от попадания влаги — как систематически вливавшейся внутрь лодки забортной воды, так и капавшего с подволоки конденсата. Все это становилось причиной регулярного выхода из строя электроприборов, а порой — коротких замыканий и даже пожаров.
На лодке была установлена аккумуляторная батарея типа «С». Четыре группы по 60 элементов располагались попарно в трюмах 2-го и 4-го отсеков. Группы соединялись между собой только параллельно. Имелся вывод средней точки от каждой группы для получения экономичного подводного хода. Аккумуляторные ямы были устроены со сплошным металлическим настилом и проходом для обслуживания элементов. Это привело к уменьшению высоты вышерасположенных жилых и служебных помещений. Вентиляция батарей — смешанного типа: общеямовая, от общесудовой системы вентиляции, и индивидуальная каждого элемента, осуществлявшаяся батарейным вентилятором производительностью 3000 м3/ч, единым для обеих ям. Для дожигания выделявшегося батареей водорода на лодках устанавливались приборы К-5 и фильтры — поглотители электролита (ФПЭН).
Вооружение
Главное оружие — шесть торпедных аппаратов в прочном корпусе в носовой части и два в кормовой, а также два необслуживаемых торпедных аппарата в кормовой части легкого корпуса. Торпедные аппараты калибром 533,4 мм трубчатые, стальные, пневматические. В их конструкции использовалась традиционная схема: на трубе располагались боевой баллон с запасом сжатого воздуха, боевой и ординарный клапаны, приводы открывания и закрывания передней крышки аппарата. Для открывания передних крышек носовых торпедных аппаратов впервые установили электропривод, дублированный ручным. Ручными приводами открывание передних крышек аппаратов осуществлялось за 50-55 с, а электрическим — за 80 с, поэтому в ходе войны последний демонтировали. У надстроечных аппаратов большая часть механизмов управления находилась внутри прочного корпуса. Поскольку эти аппараты не обогревались, внутри них и в размещенных там торпедах в зимнее время замерзала вода, и использовать их становилось невозможно. Поэтому на североморских и балтийских лодках в холодное время года эти аппараты не заряжались. Все аппараты обеспечивали безаварийный пуск торпед с глубин до 15 м.
В первом отсеке на стеллажах размещались 10 запасных торпед. Стеллажи первоначально были рассчитаны на обычные торпеды 53-38 без усиленного боевого зарядного отделения, и в годы войны их пришлось удлинять. Кроме торпед 53-38 и 53-38У в конце 1944 г. с балтийской «К-51» попытались использовать новейшие парогазовые торпеды типа 53-39, но успеха это не имело. Дополнительно в носовой отсек могли приниматься еще четыре торпеды (на практике этого никогда не делалось), помещавшиеся в специальных пеналах под нижними торпедными аппаратами, что несколько усложняло обслуживание. По нормативу время перезарядки носовых аппаратов составляло 50 мин. Торпеды в кормовые аппараты принимались через их передние крышки, причем для загрузки нижних аппаратов требовалось придать подводной лодке дифферент на нос. Время приемки торпед составляло 5 ч.
Система беспузырной торпедной стрельбы (БТС) изначально отсутствовала. В марте 1942 г. БТС получили «К-21» и «К-22» (по четыре комплекта БТС на носовые аппараты), «К-1», «К-2», «К-3». На надстроечные аппараты эта система установлена быть не могла.
На «катюшах» имелись электрические «Автоматические коробки торпедной стрельбы» (АКТС), обеспечивающие возможность производства торпедной стрельбы из боевой рубки с интервалом между выстрелами до 2 с. Из-за ненадежности работы и невозможности обеспечить стрельбу по методу «с временным интервалом» АКТС практически не использовались. Командиру приходилось диктовать свое решение на залп в концевой отсек голосом, где находился командир БЧ-2-3 или командир торпедной группы, непосредственно организовывавший боевую работу торпедистов.
Для субмарин типа «К» был разработан оригинальный вариант минного устройства, испытания которого провели на недостроенном подводном минном заградителе «Форель». Мины располагались в минно-балластной цистерне. Там они перемещались по рельсам, оканчивающимся в кормовой части откидным устройством над люками в днище цистерн, через которые мины и сбрасывались. Для перемещения мин использовались тросы, приводившиеся в движение электролебедками. Сбрасывание производилось вручную с помощью рукоятки, выведенной на пост управления сбрасыванием мин. При каждом погружении мины оказывались в воде. Количество мин в магазине — 20 штук типа ЭП-36.
Артиллерийское вооружение ПЛ типа «К» составляли два 100-мм орудия Б-24ПЛ и два 45-мм полуавтомата 21-К. «Сотки» устанавливались на специальных поворотных площадках, имевших с трех сторон фальшборт, в котором размещались кранцы первых выстрелов — 14 для 100-мм и 40 для «сорокапяток» на каждое орудие. Для увеличения углов обстрела кормовой установки 21-К в бортах предусматривались откидные панели, которые в ходе войны были заменены постоянными вырезами с фальшбортами. Зенитное вооружение лодок могло усиливаться двумя выносными пулеметами «максим», для них по бортам ограждения рубки имелось два вертлюга.
«К-3» единственная из всей серии получила пневматические сетепрорезатели «Краб-3». Всего устанавливалось восемь устройств: четыре в форштевне, два на верхней палубе в диаметральной плоскости и два на горизонтальных рулях. Работа сетепрорезателей нареканий не вызывала, но в боевых условиях применения они не нашли.
Мореходность и эксплуатационные характеристики
Скорость подлодки сильно зависела от состояния моря. По данным ГМШ, она составляла 20 уз. при волнении до 3 баллов, 18 уз. — при 4, 11 уз. — при 5, 9 уз. — при 6 и 6 уз. — при 7 баллах. При волнении свыше 8-9 баллов движение под главными дизелями против волны становилось невозможным, и быстроходные крейсера были вынуждены переключаться на вспомогательный дизель, который обеспечивал им скорость не более 3-4 уз.
Кроме того, неудовлетворительные мореходные качества определялись значительными кренами — до 30-35° при волнении моря в 6-7 баллов и до 50-55° в условиях шторма. Период качки составлял 9 с, по характеру она была плавной, и по оценке составителей «Сборника материалов», сравнительно легко переносилась личным составом.
Средства наблюдения, навигации и связи
В прочной рубке устанавливались командирский и зенитный перископы, которые имели оптическую длину 8,5 м и ход 4 м.
В систему связи входили передатчики «Скат», «Окунь», приемники «Дозор», 45-ПК-1 и приемопередатчик «Рейд». Основным средством получения информации от базы служил длинноволновый приемник «Дозор», а передатчиком — коротковолновый «Скат». Длинноволновый передатчик «Окунь» фактически являлся резервным — командиры старались им не пользоваться, опасаясь быть запеленгованными противником. Приемные антенны первоначально крепились к сетеотводным леерам, а позднее — непосредственно к оконечностям и стойкам рубки. Выдвижные перископные антенны ВАН-ПЗ устанавливались только на балтийских подлодках и лишь в последний год войны: на «К-56» — в I квартале 1945 г., на «К-53» — во II.
Все подлодки оборудовались станциями звукоподводной связи «Сириус» и шумопеленгаторными станциями «Марс-16». Последние обеспечивали обнаружение вражеских конвоев на расстояниях до 40-60 кбт с точностью пеленгования 3-5°.
На субмаринах использовались следующие штурманские приборы: гирокомпас «Курс-1»; магнитные ГУ М-1 модель 2, 127-мм компас ГОН (герметический оптический нактоуз), установленный на мостике и передававший изображения картушки в рубку и в центральный пост; электромеханический лаг ГО марка 3 модель 1; эхолот ЭЛ, а также применявшийся в целях навигации радиопеленгатор типов «Градус-К» или «Бурун».
Экипаж, автономность и обитаемость
Экипаж лодки включал 10 офицеров, 20 старшин и 37 рядовых. Второй отсек был отведен под кают-компанию и одноместные каюты командного состава. В четвертом отсеке располагались кубрик и кают-компания старшин, а также электрический камбуз. Команда размещалась на постоянных койках в первом, шестом и седьмом отсеках. Провизионные цистерны находились в 1-м и 4-м отсеках. Остальная провизия распределялась для хранения в жилых отсеках.
Запас пресной воды внутри прочного корпуса составлял 3 т. Пополнять его пытались с помощью двух штатных дистилляторов производительностью 40 л/ч каждый, но в условиях качки их работа оказалась малопроизводительной и ненадежной. Поэтому в 1942 г. в уравнительной цистерне №1 сделали выгородку объемом около 10 м3, где и стали хранить увеличенный запас пресной воды. На «катюшах» впервые в истории отечественного подводного кораблестроения появились душевые и ванны для личного состава.
На лодках типа «К» имелась автономная система регенерации воздуха, состоявшая из установленных в каждом отсеке индивидуальных машинок регенерации (ЭМРВ). Отсечная машинка состояла из центробежного вентилятора мощностью в 40 ватт, соединенного с прямоугольным коллектором, к которому подключались до шести патронов типа РВ-2, РВ-3, РВМП. Число таких машинок в отсеке определялось количеством находящихся в нем по боевому расписанию людей и не превышало двух. Основной запас патронов размещался в том же отсеке. С лета 1942 г. он был удвоен. Для полной регенерации воздуха еще требовалось добавление в него свежего кислорода. Эта задача решалась просто: сжатый до 160 атм. кислород хранился в стандартных 40-литровых баллонах и расходовался по мере надобности через редукционные клапаны с калиброванной шайбой.
В 1942 г. сконструировали новые регенерационные установки конвекционного типа РУКТ-3 и регенерационные патроны РВ-5 к ним. Принцип действия основывался на способности патронов поглощать двуокись углерода и пары воды из воздуха с выделением кислорода. Одна машинка, снаряженная шестью патронами, могла обеспечить дыхание 36 человек в течение часа. Система не потребляла энергии, работала бесшумно и могла продлить пребывание подводных лодок под водой до 15 суток.
Легкий корпус, к которому высказывалось больше всего претензий, был, пожалуй, главной болевой точкой всего проекта. В «Сборнике материалов по военному кораблестроению №5», подготовленном НТК ВМФ в 1945 г. и целиком посвященном «катюшам», по поводу него писалось: «Даже при достаточно отдаленных взрывах в сварных стыках между секциями цистерн появлялись трещины… Не только сотрясения от взрывов, но и сильные удары волн вызывали нарушения их герметичности, главным образом в виде трещин по сварным швам между секциями и вдоль по верхнему стрингеру. Топливо, просочившееся через трещины, создавало на поверхности воды масляные пятна, нарушавшие скрытность лодок… Вторым слабым местом в наружном борту были стыки между балластными цистернами №4, 5 и 6 и уравнительными цистернами в тех местах, где обшивка толщиной в 6 мм соединялась с 18-мм обшивкой уравнительных цистерн. Эти соединения в сильные морозы лопались по сварке или около нее».
Также ломкими оказались и волнорезные щиты торпедных аппаратов. В конце 1941 г. со всех «катюш», воевавших на Севере, они были сняты, в результате чего надводная скорость упала до 20-20,4 уз. Не выдержала испытания Баренцевым морем и надстройка с ограждением рубки. В 10-балльный шторм на «К-1» настройка сместилась настолько, что заклинила шпиль и носовые рули. На «К-23» в 9-балльный шторм надстройка сдвинулась на левый борт на 5 мм, заклинив шпиль и привод отваливания горизонтальных рулей. В ходе этих же штормов с легкостью отрывались съемные щиты палубы и выбивались стекла в ходовой рубке. При деформации ограждения рубки переставали полностью закрываться откидные фальшборты 45-мм орудия, что, в свою очередь, не давало возможности пользоваться выносным ночным торпедным прицелом ЛН, который должен был устанавливаться на фальшборте.
Для повышения мореходных качеств часть лодок («К-3», «К-51», «К-52» и «К-56») оснастили носовой оконечностью с увеличенной высотой и развалом бортов. «По опыту плавания в Баренцевом море в штормовую погоду, — сообщалось в «Сборнике материалов», — эта носовая наделка хотя и уменьшила заливание, но крайне незначительно». Больший эффект имела замена съемных щитов палубного покрытия на крупноячеистые решетки (большая часть воды уходила в них, не достигая мостика) и установка волноотбойных козырьков. Некоторые лодки Северного флота («К-21», «К-22») оборудовали специальными наделками треугольной формы для предохранения носовых горизонтальных рулей от ударов волн.
В связи с неудачной конструкцией приводов крышек миносбрасывающих люков, их иногда заклинивало. В этом случае заполнение минно-балластной цистерны могло значительно отставать от заполнения остальной части главного балласта, и тогда в процессе погружения лодка могла иметь нулевую и даже отрицательную остойчивость со всеми вытекающими отсюда последствиями. Для обеспечения нормального и безопасного процесса погружения пришлось срочно разрабатывать систему блокировки открытия клапанов вентиляции цистерн главного балласта №5 и №6 (средние цистерны) с открытием крышек миносбрасывающих люков и клапана вентиляции минно-балластной цистерны №14. Система блокировки действовала таким образом, что клапаны вентиляции цистерн №5 и №6 открывались лишь тогда, когда были полностью открыты крышки миносбрасывающих люков и клапан вентиляции цистерны №14.
Как и на других советских подводных лодках, многочисленные электрические приводы создавали большой шум и уже в начале войны считались совершенно неудовлетворительными с точки зрения соблюдения скрытности. Установка приборов и механизмов на амортизаторы, начавшаяся со второй половины 1942 г., значительно повысила их живучесть и несколько снизила уровень шума, но полностью ликвидировать его не удалось.
Дизель 9ДКР имел определенные проблемы в эксплуатации: быстрый износ втулок рабочих цилиндров, способствовавший поломкам поршневых колец; обрывы шпилек рубашек рабочих цилиндров; трещины на поршнях рабочих цилиндров; разрушение клапанов; возникновение крутильных колебаний в приводе нагнетателя. Работа водяной, топливной и масляной систем дизеля оценивалась как хорошая. Вообще, дизели оказались подвержены быстрому износу и со временем ломались все чаще и чаще. По воспоминаниям служившего на «К-21» командиром группы движения K.M. Сергеева, «дизель 9ДКР был по конструкции очень напряженной машиной и он (имелся в виду инженер-механик лодки) не сразу понял, что относительно небольшая перегрузка (возникшая после демонтажа волнорезных щитов носовых торпедных аппаратов) дизеля могла так губительно сказаться на нем».
Весьма существенным недостатком этих двигателей следует признать их «прожорливость» — расход топлива оказался заметно больше запланированного. В «Сборнике материалов» по этому поводу говорилось: «В среднем по 1942 г. расход топлива на ходовые сутки составил от 5,5 до 8 т. Таким образом подводным лодкам типа «К» их полного запаса топлива хватит только на 45-30 суток, и для обеспечения полного срока автономности в 50 суток, в особенности если оперативная обстановка потребует дачи полных ходов в течение некоторого времени, этот запас может оказаться недостаточным». Это полностью подтверждалось и в ходе боевого применения. «Опыт боевого похода ПЛ «К-2», — писал в августе 1941 г. командир БПЛ СФ Н.И. Виноградов, — выявил практическую автономность ПЛ данного типа. В частности, спецификационные данные, определяющие автономность в 50 суток, нереальны. Действительная автономность (по топливу) не превышает 30-35 суток при средней напряженности боевых действий». Балтийские «катюши», достроенные уже в ходе войны, получили еще более строгую оценку. Командир бригады капитан 1 ранга С.Б. Верховский в заключении о боевом походе «К-51» отмечал: «Практика похода ПЛ «К-51» (и «К-53») показала, что при условии запаса топлива 220 тонн ПЛ типа «К» может пробыть в море в условиях зимнего времени и данной оперативной обстановки от 20 до 24 суток, т.к., маневрируя на позиции под одним главным дизелем в течение темного времени, расходует соляра в пределах 8,5-10,5 тонн [в сутки]». Таким образом, реальная автономность «катюш» составила лишь половину от проектной.
Стремление командиров постоянно иметь полностью заряженную батарею приводило к частым подзарядкам и, как следствие, — к быстрому расходованию ресурса батарей, которые были рассчитаны всего на 115-120 циклов заряда-разряда. После начала войны выполнение флотских заказов промышленностью почти полностью прекратилось, и уже к весне 1942 г. с батареями к «катюшам» сложилась критическая ситуация. Выход из нее удалось найти только к концу года, разместив заказ на их производство в Англии.
Мореходность «катюш» была оценена в годы войны как совершенно неудовлетворительная. Это определялось прежде всего большой заливаемостью мостика и сложностями вентилирования батареи в свежую погоду. С учетом недостаточной высоты шахт подачи воздуха к дизелям и расположением выхлопных отверстий газоотводов дизелей в непосредственной близости от ватерлинии, плавать в позиционном положении на «катюшах» в сколько-нибудь свежую погоду было невозможно, в связи с чем оно фактически не применялось. Это же стало причиной неоднократного возникновения различных критических ситуаций: так, 12 февраля 1943 г. вода, попавшая через шахту подачи воздуха к дизелям на переключатель электроподстанции в 5-й отсек, стала причиной серьезнейшего пожара на «К-21». В другом случае накипь из морской соли на клинкетах выхлопов дизелей заставила командира субмарины H.A. Лунина послать матросов на работы внутри надстройки, из-за чего «катюша» чуть было не попала под таранный удар немецкого эсминца.
Подводная управляемость оставляла желать много лучшего. Теоретически управляемость на перископной глубине обеспечивалась до волнения моря в 6 баллов, но отмечен случай, когда в марте 1945 г. «К-52» была вынуждена осуществить атаку с глубины 20 м из-за невозможности удержаться на перископной глубине уже при 5-балльном волнении. В то же время из-за большого водоизмещения лодки оказались достаточно инертными, при зыби «прилипали к волне», а приняв достаточное количество воды в уравнительные цистерны для отрыва от приповерхностного слоя, резко приобретали отрицательную плавучесть, что на небольших глубинах обычно приводило к удару о морское дно. При плавании в шхерах Северной Норвегии или на балтийском мелководье командирам приходилось проявлять особую осторожность, поскольку любое столкновение с грунтом могло закончиться повреждением топливно-балластных цистерн с неизбежной потерей скрытности. Поэтому командиры старались держаться на сравнительно большом удалении от берега, что также обуславливало многочисленные случаи стрельбы с предельных дистанций и связанную с этим низкую результативность атак.
Медленность строительства лодок XIV серии привела к тому, что ни одна из них не успела принять участие в войне с Финляндией 1939-1940 гг. С наступлением весны 1940 г. началась подготовка к переводу двух первых «катюш» по ББК на СФ. Между 15 июня и 18 июля переход совершила «К-2», а между 23 июня и 6 августа — «К-1». По прибытии на Север обе вошли в состав 1-го дивизиона бригады ПЛ, которым командовал капитан 3 ранга М.П. Августинович, а с октября — капитан 2 ранга М.И. Гаджиев. Остальные субмарины типа «К» задержались на Балтике для прохождения боевой подготовки или различных испытаний. «К-3» входила в состав 12-го дивизиона 1-й бригады, прочие распределялись по 19-му («К-21»-«К-23») и 1-му («К-51»-«К-53») дивизионам Отряда вновь строящихся подводных кораблей. После переформирования в феврале 1941 г. Отряда в Учебную бригаду подводные крейсера вошли в состав 14-го дивизиона (капитан 3 ранга И.Н. Тузов).
1 марта 1941 г. вышел приказ наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова №0029 о подготовке к проведению летом Экспедиции особого назначения №11, в рамках которой планировалась переброска очередной группы подлодок на Север. В 1-м эшелоне в конце мая-июне по каналу должны были начать переход «К-21»-«К-23», во 2-м эшелоне в конце лета — «К-52» и «К-53». До войны начать движение по каналу успели только «К-21» и «К-23», за которыми в конце августа из Ленинграда смогли уйти «К-3» и «К-22». Все они воевали в составе 1-го дивизиона БПЛ СФ.
С началом войны резко замедлился темп постройки оставшихся на Балтике лодок типа «К». Все они оказались в Дивизионе строящихся и капитально ремонтирующихся ПЛ. По мере вступления в строй «катюши» входили в состав 2-го дивизиона БПЛ КБФ.
Условия боевой деятельности на театрах, где довелось повоевать «катюшам», разительно отличались. Первые полгода войны на Севере оказались сравнительно легкими, и только неопытность экипажей и командиров помешала подводным крейсерам добиться здесь значительных успехов. Минные постановки и артиллерийские атаки «катюш» сыграли не последнюю роль в том, что в течение весны 1942 г. вражеское командование резко усилило противолодочную оборону. С постановкой мощных минных заграждений и введением «двухслойного» (внутренняя линия охранения из сторожевиков и внешняя из охотников за подлодками) ордера конвоев субмаринам типа «К» из-за своих больших размеров и плохой управляемости под перископом стало труднее добиваться успехов, чем лодкам других типов. После гибели в мае 1942 г. «К-23» использование артиллерийского оружия было фактически запрещено, а применению мин мешали постоянные отказы минного устройства и быстрый износ самих подлодок, ремонт которых в условиях почти полного отсутствия на Севере судоремонтной базы представлял большие затруднения. В конечном итоге, к маю 1945 г. на Севере сохранился лишь один подводный крейсер из шести.
Совсем другая ситуация сложилась на Балтике в конце 1944-начале 1945 гг. К тому времени наше командование накопило значительный опыт боевого применения подлодок, что позволило правильно их использовать и избегать напрасных потерь — ни одна из четырех балтийских «катюш» не погибла. И все-таки и на этом театре подводные крейсера добились достаточно скромных результатов. Причиной тому стали большие размеры подлодок, весьма стеснявшие их действия на балтийском мелководье, а также слабая подготовка командиров и экипажей.
«К-1»
Подлодка вступила в строй в декабре 1939 г. и летом следующего года перешла на Север. Командование бригады и флота возлагало большие надежды на подводные крейсера, но из-за отсутствия командиров и неотработанности задач боевой подготовки выход в море постоянно откладывался. Добровольно командовать «катюшей» вызвался начальник штаба бригады капитан 3 ранга М.П. Августинович. Приказ о его назначении состоялся 14 июля, а уже 1 августа «катюша» вышла к берегам Новой Земли. Цель похода — подготовка экипажа, а также защита местного судоходства от немецких эсминцев (они совершили два рейда на наши внутренние коммуникации). Но уже утром 9 августа при очередном погружении заклинило носовые горизонтальные рули, и подлодка на глубине 60 м ударилась носовой частью о грунт. Оказались заклинены крышки торпедных аппаратов, что делало дальнейшее нахождение в море бессмысленным. Как оказалось, причиной аварии стал отставший от корпуса и упершийся в рули лист обшивки — конструкция «катюш» не была рассчитана на постоянное плавание в суровых северных водах.
Следующим стал поход с 28 августа по 25 сентября на позицию у порта Нарвик. Из 19 суток пребывания на позиции в течение 13-ти поиск судов противника был невозможен из-за густого тумана или штормовой погоды. При первом же 8-балльном шторме была повреждена муфта переключения привода носовых горизонтальных рулей, из-за чего рули вышли из строя до конца похода. Сорвало более десятка листов обшивки. Командир несколько раз предпринимал попытки проникнуть в глубь шхерного района в подводном положении, но противник, если и обнаруживался, оказывался в положении, исключавшем атаку. В этом походе «К-1» прошла 4123 мили.
В очередном выходе в море, начавшемся 21 октября, «катюше» впервые предстояло осуществить минную постановку. Но, когда вечером следующих суток лодка прибыла на позицию, выполнить задание не удалось из-за густых снежных зарядов, снижавших временами видимость до полного нуля. Вечером 23-го волнение усилилось до 6, а затем до 9-10 баллов по шкале Бофорта. В таком состоянии море находилось в течение трех дней. Начались поломки — из-за крена, доходившего до 53°, из аккумуляторных батарей неоднократно выливался электролит, произошла серия коротких замыканий. Лопнули сварные швы внутренней топливной цистерны и 200 кг соляра затопили артиллерийский погреб и одну из аккумуляторных ям. Пока моряки устраняли поломки, в минно-балластной цистерне временами слышались сильные стуки. Лишь днем 28-го появилась возможность приступить к постановке. Пять первых мин вышли хорошо, но затем одновременно отказали минные устройства обоих бортов. Постановку пришлось прервать.
В ночь на 29-е минно-балластная цистерна была вскрыта. Как оказалось, большинство мин соскочили с рельс, развернулись, и своими роликами стояли прямо на дне цистерны. С большим трудом экипажу удалось вручную установить на рельсы мины правого борта, а левого борта, где вышла из строя лебедка устройства, — разоружить и примотать тросами. Попасть в минно-балластную цистерну можно было только через расположенные на палубе погрузочные люки. После того, как команда минеров спустилась туда, люки пришлось задраить — без этого при возникновении опасности субмарина не смогла бы погрузиться. Естественно, в этом случае всех находившихся в цистерне ожидала гибель. Оставшиеся восемь мин выставили днем 29 октября. Командир считал, что постановка прошла без проблем, но на самом деле последнюю мину после возвращения в базу (7 ноября) нашли застрявшей в люке. И все-таки постановка «катюши» оказалась результативной: 8 ноября в проливе Магере-сунд подорвался и затонул германский пароход «Флоттбек» (1930 брт).
В следующий раз «катюша» вышла в море 14 декабря для действий на позиции между норвежскими портами Тромсё и Хаммерфест. Вечером 16-го субмарина приблизилась к норвежскому берегу. Несмотря на плавание в районе большого числа норвежских рыболовных мотоботов, крейсер в надводном положении проник в Ульфс-фьорд и приступил к постановкам. Дважды «К-1» вызывали с береговых постов, но Августинович как ни в чем не бывало проходил мимо. После постановки трех банок подлодка стала в тени под скалой и приступила к зарядке. Здесь она, казалось, надежно укрыта от глаз противника, но как назло пошел снегопад, и очень скоро корпус «катюши» стал напоминать айсберг. Чтобы избежать обнаружения, Августинович выслал на верхнюю палубу матросов с метлами, которые сметали снег за борт.
С наступлением рассвета «К-1» погрузилась и выставила две оставшиеся банки. Она оставалась на шхерном фарватере до 18 декабря, когда, будучи в надводном положении, случайно наткнулась на немецкий охотник «Uj 1214», шедший в головном охранении крупного конвоя. Охотник открыл огонь из автоматической пушки и загнал лодку под воду. Для охоты на субмарину в район прибыли четыре тральщика, которым удалось вытеснить «катюшу» в море. Там она попала в шторм, продолжавшийся шесть суток. Треснули топливные цистерны, выплеснулся электролит, возникли многочисленные мелкие поломки и замыкания. Несмотря на это, после окончания шторма Августинович снова предпринял попытку проникнуть в шхеры, где днем 28 декабря безуспешно атаковал торпедами пару немецких охотников. В базу корабль прибыл только 5 января. Его экипаж не знал, что вечером 26 декабря на выставленном в Ульфс-фьорде заграждении погиб норвежский пароход «Конг Ринг» (1994 брт), перевозивший немецких солдат-отпускников. Судно быстро затонуло, унеся на дно 257 из 269 находившихся на борту военнослужащих. Эту победу можно назвать самой значимой из всех, каких наши подлодки добились на Северном морском театре за годы войны.
Пятый поход «катюши» (30.1-19.2.1942) состоялся на восточный участок коммуникации в районе Тана-фьорда. И в этот раз подлодка ставила мины, но из-за неудачно выбранного в штабе флота места постановка успеха не имела. Тогда решили вновь обратить внимание на западный шхерный отрезок коммуникаций. Туда 1-22 апреля был совершен шестой боевой поход, ставший одним из самых удачных. На подходе к месту постановки первой банки Августинович обнаружил два тральщика, осуществлявших контрольное траление фарватера. После их ухода здесь выставили две группы мин. Затем «К-1» перешла в соседний район, где поставила девять оставшихся мин.
Все три банки оказались результативными. На одной из них 8 апреля погибло судно «Курцзее» (754 брт), на другой в мае — крупный транспорт «Асунсьон» (4626 брт); оба с грузом продовольствия. После этого немецкие тральщики протралили весь район, но не смогли его полностью обезопасить. В феврале 1943 г. на пропущенной при тралении мине подорвался и получил серьезные повреждения носовой части транспорт «Мольткефельс» (7863 брт).
Седьмой поход в район порта Вардё (19.5-1.6.1942) оказался неудачным. Из-за наступления полярного дня лодка неоднократно обнаруживалась и подвергалась преследованию противолодочных сил противника, не позволившего ей ни разу выйти в атаку. Мин в том походе «катюша» не ставила.
Вообще из-за усилившегося противодействия весна-лето 1942 г. стали периодом заметного снижения активности и результативности действий североморских подводников. Даже в базе субмарины не могли чувствовать себя в безопасности — в ходе участившихся налетов ряд подлодок получил повреждения. Не стала исключением и проходившая ремонт «К-1» — 2 июля она была буквально изрешечена осколками трех взорвавшихся рядом авиабомб. Лишь благодаря самоотверженным усилиям рабочих и экипажа к началу августа ПЛ была введена в строй и сразу же вышла в новый боевой поход.
На этот раз ей предстояло поставить мины в устье Порсангер-фьорда. С некоторой задержкой из-за густого тумана это задание было выполнено вечером 6 августа. Постановка осуществлялась новым способом, который, по-видимому, придумал сам Августинович — не отдельными мелкими банками, как это делалось раньше, а «ожерельем», то есть на одной линии сложной конфигурации. В последующие дни «катюша» продолжила действовать на позиции в торпедном варианте. Вечером 11 августа она сама чуть было не стала жертвой вражеской мины. Когда «катюша» в подводном положении отходила от берега для зарядки, над ней прогрохотал мощный взрыв. Спасло ее то, что, благодаря предусмотрительности командира, она шла на глубине 60 м, в то время как противолодочная мина была установлена на глубине 11 м от поверхности, и сработала из-за того, что лодка задела чувствительную антенну. В момент взрыва на «К-1» погасло все освещение, вышли из строя кормовые рули и возник значительный дифферент на нос. Тем не менее, из докладов с мест следовало, что повреждения оказались на удивление небольшими — помимо разбившихся лампочек и измерительных приборов, обнаружилась лишь небольшая течь через ввод радиоантенны. Командир посчитал, что лодка может продолжить действия на позиции, но после доклада в штаб «катюшу» отозвали домой.
Изучив материалы этого похода, командование бригады пришло к выводу, что следует обязать всех командиров осуществлять подход к берегу через районы, предположительно заминированные врагом, на рабочей глубине погружения. В дальнейшем эта рекомендация спасла жизнь не одному экипажу подлодок. Что же касается мин, выставленных «катюшей» в том походе, то 12 сентября на них подорвался и затонул пароход «Роберт Борнхофен» (6643 брт), шедший в Киркенес с грузом угля.
В сентябре «К-1» выходила для прикрытия союзного конвоя (6-23.9.1942), а затем некоторое время ремонтировалась. Наконец-то ее экипажу удалось выявить причину постоянно возникавших неисправностей минного устройства. Оказалось, что из-за производственного брака кулачки вертикальных направляющих имели различную высоту. Когда при постановке мина наезжала на них, из-за дефекта кулачков ей сообщался крутящий момент, разворачивающий мину вокруг своей оси, что приводило к падению на люк и заклиниванию всего устройства. После того, как высоту кулачков выровняли, все последующие постановки проходили без проблем.
В начале ноября 1942 г. в штабе СФ был разработан новый план минирования вод противника. В его реализации приняли участие три подводных минзага, но успех сопутствовал только «К-1» — на новом «ожерелье», выставленном в устье Порсангер-фьорда (поход 18-21.11.1942), 6 декабря погибли немецкие сторожевики «NM 01» и «NM 21». Оба шли в составе конвоя, «NM 21» подорвался на мине первым, второй погиб при попытке оказать помощь его экипажу. Спаслось лишь шесть человек с «NM 01» и один отпускник, в то время как остальные 65 военнослужащих, находившихся на борту кораблей, погибли.
Остальные два похода, проведенные в рамках указанного плана (29.11-5.12 и 13-17.12.1942) оказались безрезультатными. К этому моменту боевой счет «К-1» достиг одного поврежденного и семи потопленных кораблей и судов противника.
В марте ушедшего в отдел подводного плавания СФ Августиновича сменил Герой Советского Союза капитан 2 ранга В.Г. Стариков, прославившийся своими походами на «М-171». С ним субмарина выходила в море дважды (6-14 июня и 28 июня-6 июля), но оба раза неудачно. В первом же выходе выяснилось, что лодка нуждается в серьезном ремонте: топливная цистерна пропускала соляр, происходили постоянные мелкие отказы приборов и механизмов, давно нуждавшихся в замене, из-за двух аварий вышли из строя оба перископа, что не позволяло ставить мины.
Неизвестно, сколько в таком ремонте мог оставаться корабль, если бы не усложнение обстановки в Карском море. С конца июля сюда проникла группа немецких подлодок, а спустя месяц у командования СФ возникли опасения, что за «U-ботами», как и годом ранее, может последовать крупный надводный рейдер (такой план под названием «Вундерланд-2» у германского командования действительно имелся). Лодку срочно привели в боевую готовность и, несмотря на отсутствие штатного командира, 5 сентября направили на позицию к северной оконечности Новой Земли. Больше она на связь не выходила и в базу не вернулась.
Послевоенное изучение документов противника не дает оснований утверждать, что «К-1» стала жертвой атаки самолета, надводного или подводного корабля. Наиболее вероятной причиной гибели представляется подрыв на плавающей мине, которые сносились Гольфстримом к Новой Земле со всей акватории Северной Атлантики, Норвежского и Баренцева морей. Впрочем, нельзя полностью исключить и ошибки экипажа во внештатной ситуации (М.Ф. Хомяков никогда ранее не плавал на подлодках типа «К») или подрыв на минных банках, выставленных немецким тяжелым крейсером «Адмирал Хиппер» у северного побережья архипелага годом ранее.
«К-2»
Вместе с «К-1» лодка перешла на Север в июне-июле 1940 г., и в начале 1941-го, после окончания испытаний минного устройства и мин ЭП, стала в гарантийный ремонт. В нарушение всех графиков из-за плохой организации работ гарантийной бригадой завода №194 он затянулся до первых чисел июня. Но и после этого субмарина не смогла приступить к отработке курса БП, не говоря уже о том, чтобы считаться полностью боеготовой.
7 августа «К-2» впервые вышла в боевой поход. Старшим на борту был командир 1-го дивизиона БПЛ СФ капитан 2 ранга М.И. Гаджиев. В период полярного дня не менее 70% времени пребывания на позиции наши подводники тратили на зарядку батарей, переходы в район зарядки и возвращение к берегу. Лишь в остальное время лодки наблюдали за прибрежной коммуникацией, нередко не обнаруживая ни одной цели на протяжении всего похода. Гаджиев предложил новую тактику — «К-2» почти постоянно ходила в надводном положении на расстоянии 7-10 миль от берега, не упуская ни одной возможности атаковать. Одиночные суда атаковывались артиллерией, суда конвоев — торпедами, причем для занятия выгодного для атаки положения широко применялся надводный обгон с последующим погружением по курсу противника. В случае неудачи лодка всплывала и пыталась обогнать караван вторично. Отчасти такие действия объяснялись старой аккумуляторной батареей (в эксплуатации с марта 1939 г.), не позволявшей долгое время держать под водой большой ход. При совершении обгонов «катюша» неоднократно обнаруживалась кораблями и самолетами противника, но их вялые обстрелы и бомбардировки не смогли причинить ей ни малейшего вреда.
Все попытки «К-2» атаковать — три раза торпедами и два раза артиллерией — не увенчались успехом. В отчете бригады за август появился следующий вывод: «Боевой поход ПЛ «К-2» является поучительным, т.к. показывает, что при большой скорости и наличии достаточно мощного артиллерийского вооружения позволяет неоднократно атаковать транспорта на их пути следования, применяя по обстановке либо торпедное, либо артиллерийское вооружение. Весь вопрос заключается в умелом использовании того или иного вооружения, чем, к сожалению, ПЛ «К-2» не отличалась».
Второй поход (7-18.9.1941) также с Гаджиевым на борту прошел удачнее — в районе порта Вардё была выполнена первая на Севере минная постановка (из-за отказа минного устройства удалось выставить только 12 мин). Утром 12 сентября у Вардё «катюша» с дистанции 4 мили атаковала артиллерией норвежский каботажный пароход «Луфутен», осуществлявший местные перевозки на линии Берген-Киркенес. После первых выстрелов (всего «К-2» успела выпустить 26 100-мм снарядов) судно повернуло к берегу и, по-видимому, укрылось за одним из прибрежным островом. Этого экипаж субмарины не зафиксировал, так как был вынужден срочно погрузиться, уклоняясь от атаки гидросамолета Ar-196. На лодке отчетливо слышали взрыв двух сброшенных с него глубинных бомб, затем, спустя некоторое время — отдаленный третий, который приняли за взрыв котлов тонущего судна. Отсутствие цели показал и осмотр в перископ. Поскольку все считали, что достигнут первый с начала войны артиллерийский успех советского подводного флота, особенно горячие поздравления пришлись на долю управляющего стрельбой командира БЧ-2-3 ст. лейтенанта З.М. Арванова, который по возвращении был награжден орденом Красного Знамени. Он же предложил в честь одержанной артиллерийской победы на входе в гавань сделать холостой выстрел из пушки, что впоследствии укрепилось на Севере как традиция — отмечать числом выстрелов количество потопленных за поход кораблей.
Эта мнимая победа дала командиру «К-2» своеобразную индульгенцию на два следующих боевых похода (11-24.10 и 13.11-2.12.1941), прошедших уже без Гаджиева, в которых не предпринималось ни одной попытки выйти в атаку. Поскольку Уткин мотивировал свои неудачи плохим состоянием батареи, в начале декабря «катюшу» поставили в ремонт, продолжавшийся до конца марта 1942 г. Вслед за этим последовали два похода: короткий (9-10.4.1942) — для оказания помощи подорвавшейся на мине «Щ-421» (правда, экипаж тяжело поврежденной «щуки» еще до подхода «К-2» сняла находившаяся поблизости «К-22») и на коммуникации в район Вардё-Тана-фьорд (11.4-4.5.1942). В его начале субмарина выставила минное заграждение (успехов не зафиксировано), затем пыталась действовать против вражеского судоходства. 2 мая в перископ был обнаружен конвой, который Уткин атаковал четырьмя торпедами с дальней дистанции. Из-за ошибки, допущенной в определении элементов движения цели, торпеды прошли за кормой транспорта «Ирис». Поскольку «К-2» имела системы БТС только на двух аппаратах, при залпе она показала рубку и была обнаружена. От конвоя отделилась группа из трех охотников, которые вновь засекли «катюшу», когда она спустя 10 минут всплывала под перископ для определения результатов атаки. За девять минут на нее обрушились 42 глубинные бомбы. От их взрывов треснули сварные швы топливно-балластных цистерн, палубный настил и шахта подачи воздуха к дизелям. Узнав о повреждениях, командование отозвало лодку в базу.
После ремонта она выходила для прикрытия от надводных кораблей каравана PQ-17 (26.6-17.7.1942), а 26 августа ушла в боевой поход к устью Тана-фьорда. В ночь на 7 сентября на «К-2» передали приказ перейти на позицию прикрытия PQ-18, но Уткин на него не ответил. Скорее всего, к этому времени подводный корабль уже стал жертвой вражеских мин, выставленных вдоль норвежского побережья.
«К-3»
Хотя лодка считалась вступившей в строй в ноябре 1940 г., ее испытания продолжались и в дальнейшем. Дело в том, что серия почти одновременно отданных наркомом ВМФ Н.Г. Кузнецовым приказов фактически превратила ее в опытовое судно. В частности, на ней испытывались новая «широкая» носовая оконечность, сетепрорезатель «Краб-3» и немецкие перископы с постоянным местом наблюдения. Всю зиму 1940/41 г. «К-3» находилась в Либаве, но план выходов на испытания оказался на грани срыва из-за серьезной болезни командира капитана 3 ранга В.Н. Корсака.
Только 15 мая на подлодку назначили нового командира капитан-лейтенанта К.И. Малофеева — достаточно опытного подводника, командовавшего в финскую войну «С-3». Это назначение состоялось в связи с включением «катюши» в состав формируемой на Балтике «Экспедиции особого назначения №11» (ЭОН-11) по переводу кораблей по Беломорско-Балтийскому каналу на Север. В соответствии с планом экспедиции 31 мая-2 июня лодка перешла из Либавы в Кронштадт, где должна была начать выгрузку ряда механизмов перед постановкой в транспортный док. Здесь ее и застало известие о начале войны. Переход отменили, и в начале июля «К-3» вернулась в строй.
Несмотря на то, что корабль успел отработать лишь первые задачи, да и то со старым командиром, начальство сочло экипаж подводного крейсера готовым к выполнению боевых заданий, и вечером 24 июля отправило ПЛ в Таллинн Спустя двое суток лодка вышла для минной постановки на коммуникациях противника в районе западнее острова Борнхольм. Переход осуществлялся только ночью, а все дневное время командир тратил на отработку действий экипажа. Лишь утром 1 августа субмарина после предварительной разведки приступила к постановке мин. Сразу же выяснилось, что люки минного устройства по обоим бортам открылись только наполовину и мины из них не выходят. Пришлось возвращаться в базу, где и установили причину поломки. Оказалось, что после всплытия с глубины подводники забыли снять давление с минно-балластной цистерны. При попытке открыть люки оказались сломаны шарниры крышек, починить их в море было невозможно — закономерный результат отправки в боевой поход совершенно неподготовленного экипажа.
После провала постановки Малофеев самостоятельно начал возвращение в базу, не прекращая попыток связаться с ней. Атаковать встреченные суда торпедами он не решился, поскольку не знал, имеет ли право применять оружие в прилегающих к Швеции водах. Ночью 3 августа субмарину видели немецкие сторожевики, несшие дозор в бухте Хане, но сброшенные ими бомбы взорвались далеко за кормой ушедшей в надводном положении «катюши». Куда более реальная угроза нависла над кораблем ночью 6 августа. Дело в том, что на протяжении нескольких суток Малофееву так и не удалось получить из штаба флота указаний о дальнейших действиях и разрешения на возвращение. В связи с этим ему пришлось прекратить отход и на протяжении нескольких дней маневрировать в районе западнее Моонзундских островов, который являлся «охотничьим угодьем» субмарин противника. В конце июля немецкая «U 140» потопила там «М-94» и атаковала «С-9», но командир «катюши» об этом, по-видимому, не знал и не предпринял особых мер предосторожности. Светлой ночью «К-3» была обнаружена с «U 142», которая вскоре выпустила по нашей подлодке одну торпеду, но промахнулась, вероятно, из-за неверного определения дистанции (германский командир считал, что он атакует «щуку»). Лишь случайность — очередное погружение — спасло советскую субмарину от готовившегося двухторпедного залпа. Интересно отметить, что с борта «катюши» некоторое время видели вражескую подлодку, но приняли ее за свою типа «С». Только днем 8 августа лодка Малофеева была встречена тральщиками в районе мыса Ристна и отконвоирована в Таллинн.
15 августа «К-3» вернулась в Кронштадт, где ее включили в состав 1-го эшелона ЭОН-15. Спустя четыре дня она перешла в Ленинград, и уже 21-го начала переход вверх по Неве. Подобная спешка оказалась нелишней — подлодка стала одной из последних, кому удалось уйти из Ленинграда, вокруг которого спустя несколько дней замкнулось кольцо блокады. 9 сентября ПЛ прибыла в Беломорск и остаток месяца провела в восстановительном ремонте. Октябрь ушел на ускоренный курс боевой подготовки, после чего 9 ноября субмарина прибыла в Полярный.
Первый же боевой поход на Севере принес ее экипажу славу. Покинув 21 ноября Полярный, «К-3» спустя два дня выставила два минных поля на западных подходах к проливу Магерё-сунд. Впоследствии на одном из них погибло норвежское каботажное судно «Ингёй» (327 брт). После постановки подлодка продолжала действовать в районе Хаммерфеста. Днем 3 декабря она четырьмя торпедами с дальней дистанции безуспешно атаковала немецкий транспорт «Альткирх», шедший из Киркенеса в охранении трех охотников. Последние быстро взяли след (после выстрела лодка показала над водой рубку) и в течение короткого времени сбросили на подводный крейсер 48 глубинных бомб. В ходе уклонения «катюша» трижды ударялась о грунт и, в конце концов, легла на дно, выключив все шумящие механизмы. Тем не менее, бомбардировка продолжалась, причем бомбы сбрасывались именно в то место, где притаилась лодка. Стало ясно, что на поверхности образовался предательский след соляра, вытекавшего из разбитых при ударах о грунт топливно-балластных цистерн. Теперь любая новая серия бомб, установленная на правильную глубину, могла оказаться для «К-3» последней. Через поврежденный клинкет газоотвода вода начала поступать внутрь лодки, заливая вспомогательный дизель. Включение же водоотливных средств нарушило бы режим тишины.
В этой критической ситуации находившийся на борту комдив Гаджиев предложил всплыть и вступить в артиллерийский бой. Победа в нем оказалась для советских подводников редким везением. Им удалось уже пятым залпом добиться попадания в оказавшийся поблизости «Uj 1708», причем не куда-нибудь, а в корму, где находились приготовленные к сбросу глубинные бомбы. Раздался сильный взрыв, и немецкий корабль исчез с поверхности моря. После этого охотник «Uj 1416», располагавший только 20-мм зенитками, поспешил выйти из боя. Третий охотник — «Uj 1403» — находился слишком далеко, рядом с «Альткирхом», и его залпы ложились недолетами. На глазах противника «катюша» скрылась за горизонтом — максимальная скорость охотников, переоборудованных из рыболовных судов, не превышала 12-14 уз. За время боя «К-3» получила лишь мелкие осколочные повреждения, правда, один из осколков сбил стопор рукоятки открывания замка носовой 100-мм пушки, и она до конца боя вышла из строя. Обе стороны сделали из сражения серьезные выводы. В частности, командование бригады СФ убедилось, что «катюши» более уязвимы для сил ПЛО в подводном, чем в надводном, положении и в определенных ситуациях им следует отрываться от врага, используя высокий надводный ход. Что же касается самого похода, то его пришлось прервать — из поврежденных цистерн продолжал сочиться соляр, оставлявший след на воде.
В январе «катюша» совершила безрезультатный поход в устье Вест-фьорда, в марте — в устье Порсангер-фьорда. 18 марта в условиях плохой видимости ее акустики засекли вражеский конвой, но попытка выйти в атаку чуть было не обернулась гибелью. При всплытии под перископ из-за сильного волнения лодку на несколько минут выбросило на поверхность, и ее обнаружили корабли конвоя. Сторожевик «Целле» сбросил несколько глубинных бомб, заставивших Малофеева погрузиться на глубину 55-65 м и взять курс в открытое море. В этом положении и находился корабль, когда над ним взорвалась противолодочная мина типа UMB. К счастью, эпицентр взрыва находился примерно в 50 м над лодкой, а сама мина содержала всего 40 кг ВВ. Но и этого хватило, чтобы вывести из строя около половины ламп нормального освещения, многие измерительные приборы, все оборудование боевой рубки, шумопеленгаторную станцию и, главное, оба перископа. Через лопнувшую трубу главной осушительной магистрали в трюм центрального поста начала поступать вода. Получил повреждения кингстон уравнительной цистерны, из-за чего субмарина постоянно приобретала отрицательную плавучесть.
Оставаться в море было нельзя, и спустя два дня «К-3» вернулась в Полярный. Только тут благодаря найденному в тумбе командирского перископа осколку выяснилось, что лодка получила повреждения именно от мины, а не от глубинной бомбы, как считал командир. Впрочем, тогда командование бригады и флотом отнеслось к этому эпизоду довольно спокойно, не выдав командирам ПЛ никаких рекомендаций, как себя вести в миноопасных районах. Вскоре это обернулось для нас тяжелыми потерями. Что же касается «катюши», то, завершив аварийный ремонт, она между 10 и 21 апреля выходила в море для прикрытия союзных конвоев QP-10 и PQ-14, но встреч с противником не имела.
После этого корабль надолго стал на прикол. Дело в том, что установленная еще в июне 1939 г. аккумуляторная батарея выработала весь ресурс. Эксплуатировать ее дальше не было никакой возможности, а сменная батарея отсутствовала. Выход из положения попытались найти через заказ аккумуляторов по нашим спецификациям в Англии, но их производство затягивалось. С апреля по июль СФ лишился пяти подлодок — трети от своего состава на момент начала войны, и потому остро нуждался в каждом подводном корабле. Об остроте проблемы говорит тот факт, что 8 августа заместитель наркома ВМФ И.С. Исаков отдал распоряжение о снятии батареи с практически готовой «К-53» и ее доставке из блокадного Ленинграда на Север. Благодаря этому 17 октября «К-3» удалось вернуться в строй. За время вынужденного бездействия на лодке смонтировали импортную гидроакустическую станцию «Дракон-129». После ввода в строй субмарина совершила два безрезультатных похода — на позицию к Хаммерфесту (7-23.11.1942) и для атаки кораблей противника, напавших на союзный караван JW-51B (31.12.1942-7.1.1943).
Вскоре у командования бригады созрел более оригинальный замысел ее боевого использования. Речь идет о первой и единственной в советском подводном флоте попытке применить групповой метод ведения боевых действий. Для этого оснащенные «драконами» «К-3» и «К-22» свели в одну тактическую группу и провели ряд учений. Подлодки должны были действовать на одной большой по размерам позиции, прочесывая ее вдоль берега в строю уступа. Днем в подводном положении связь между ними поддерживалась с помощью «драконов» в режиме звукоподводной связи, ночью — световыми сигналами. В случае обнаружения конвоя лодки, каждая самостоятельно, должны были выходить в торпедные атаки, после чего командир группы принимал решение о проведении повторных атак, которые в определенных условиях (например, в случае уничтожения первыми залпами кораблей охранения) могли осуществляться и артиллерией.
Группа покинула Полярный днем 3 февраля. Ее возглавлял сам комбриг — контр-адмирал Н.И. Виноградов, державший флаг на «К-3». Прибыв на позицию, лодки вели совместный поиск целей. Он завершился обнаружением поздно вечером 5 февраля «двух крупных транспортов», идущих без охранения. На самом деле ими оказались охотники «Uj 1101» и «Uj 1108», совершавшие межбазовый переход. «Катюши» начали выходить в надводную атаку, но из-за ошибки рулевого шедшая концевой «К-22» выкатилась из строя, потеряв из вида и цель, и флагмана. «К-3» пришлось атаковать в одиночку. На глазах у комбрига Малофеев хладнокровно обогнал вражеский отряд, занял идеальную позицию на его носовых курсовых углах и четырехторпедным залпом пустил «Uj 1108» на дно. Лишь когда лодка начала поворот для второй атаки кормовыми аппаратами, «Uj 1101» ее обнаружил и смог артиллерийским огнем загнать под воду. К утру ПЛ отошла в район зарядки, где рассчитывала встретиться с «К-22», но случайно столкнулась с немецким отрядом (минзаг «Бруммер», эсминцы «Ридель» и «Z 31»), возвращавшимся после минной постановки у берегов п-ва Рыбачий. Пришлось уклоняться срочным погружением.
Лишь к вечеру обе «катюши» встретились, зарядили батареи и утром 7 числа вернулись на прибрежную коммуникацию. Вскоре связь между подлодками окончательно прервалась, и в дальнейшем «К-3» пришлось действовать по обычной схеме. Утром 12 февраля Малофеев сумел торпедировать транспорт «Фехенхайм» (8116 брт) из состава хорошо охраняемого «восточного» конвоя. Немцам удалось удержать судно наплаву, и позже его отправили в Германию на ремонт. Но ввести его в строй до конца войны не успели, и после ее окончания затопили в Северном море с грузом отравляющих веществ. В результате ожесточенной контратаки «катюша» получила незначительные повреждения, и 14 февраля вернулась в базу.
В свой восьмой боевой поход «катюша» отправилась 14 марта, и, как оказалось, в последний раз. На связь она ни разу не вышла, но, в отличие от большинства случаев, когда субмарины пропадали без вести, противник на протяжении длительного времени фиксировал ее нахождение на позиции. 17 марта «К-3» безуспешно атаковала один караван, 21-го — другой. И если в первом случае лодка после залпа так и осталась необнаруженной, то во втором тройка охотников установила с ней четкий гидроакустический контакт и сбросила 100 глубинных бомб. На поверхности наблюдались большое выделение масла и соляра, воздушные пузыри и деревянная крошка. Поскольку глубина моря в предполагаемом месте ее гибели составляла 215 м, водолазное обследование и поиск лотом не проводились. И все-таки 28 марта очередной шедший в Киркенес конвой подвергся в пределах позиции «К-3» новому нападению, в ходе которого немцы зафиксировали прохождение трех торпед. Вражеские сторожевики не смогли ничего обнаружить и сбросили 19 бомб лишь для того, чтобы сорвать повторную атаку. По сей день установить истинную причину гибели не представляется возможным.
«К-21»
Эта подлодка вступила в строй уже после окончания кампании 1940 г. и с самого начала приступила к подготовке перехода на Север в составе ЭОН-11. 8 июня 1941 г. она начала движение вверх по Неве и к 22-му достигла шлюзов в районе г. Повенец (северное побережье Онежского озера). В течение нескольких первых ночей войны немецкая авиация наносила удары по шлюзам и, по-видимому, смогла причинить им некоторые повреждения, поскольку «катюша» завершила свой переход только 24 августа. На архангельском заводе «Красная Кузница» на нее установили снятые перед переходом приборы и механизмы, вслед за чем она прошла ускоренный курс боевой подготовки. То, что отработать действия экипажа до приемлемого уровня не удалось, стало ясно уже на переходе в Полярный. Лодка, атакованная вражеским самолетом-разведчиком, не смогла срочно погрузиться, поскольку не была удифферентована для плаваний в условиях Баренцева моря.
Не принес полного удовлетворения и первый боевой поход в район Хаммерфеста (7-21.11.1941). В начале его субмарина выставила несколько минных банок (позднее на них погибли норвежский транспорт «Бессхейм» (1774 брт) и охотник «Uj 1110»), а затем действовала в торпедном варианте. Днем 12 ноября «К-21» с большой дистанции дважды стреляла по немецкому конвою, но попаданий не добилась. Зато пара охранявших конвой сторожевиков по торпедным следам обнаружила точку залпа и сбросила туда несколько серий глубинных бомб. Спасаться от них пришлось на глубине 80 м, но из-за неточности карты субмарина несколько раз ударялась о неизвестные подводные скалы и повредила обшивку топливно-балластных цистерн. После всплытия подтвердились худшие опасения — за лодкой «волочился» густой солярный шлейф. Все попытки избавиться от него продуванием содержимого в море с последующим промыванием цистерн так ни к чему и не привели, и 21-го корабль вернулся в базу. Тем не менее, поход признали удачным: считалось, что торпедными залпами 12 ноября потоплены два транспорта.
Во второй поход (6-28.1.1942) 13 января он атаковал торпедами немецкий конвой (безуспешно, с дистанции около 20 кбт), после чего умело уклонился от преследования, а 21-го обстрелял из орудий мотобот, который, как посчитал командир, занимался тралением выставленной в предыдущем походе минной банки. На самом деле экипаж норвежского мотобота «Ингё» ловил рыбу. Уже второй снаряд, выпущенный из 100-мм пушки, попал в находившиеся на корме бочки с бензином. Они взорвались с такой силой, что деревянные детали конструкции бота упали на палубу «К-21», пребывавшую в 120 м от цели.
Возвращение из похода «смазала» серьезная штурманская ошибка — из-за неучета воздействия течения подлодка оказалась в 40 милях к западу от расчетной точки и не смогла своевременно прибыть в базу. Проверка показала, что штурман «К-21» решал астрономические задачи с ошибкой в 45 миль, а командир — в 28. И, тем не менее, командование посчитало поход вполне успешным.
Первый поход с новым командиром состоялся не на позицию, а для оказания помощи оставшейся без топлива «Щ-402» (11-14 марта). Задание было успешно выполнено, если не считать того, что лодка получила небольшие повреждения обшивки при ударах корпусов кораблей друг о друга. На боевую позицию «К-21» вышла 21 марта. Лунину сразу пришлось столкнуться со слабой подготовкой экипажа и конструктивными недостатками корабля. В первом же шторме внутрь корпуса попало 25 т воды, вышел из строя командирский перископ. Из-за запекшегося нагара перестали закрываться клинкеты газоотводов дизелей. Командир послал в надстройку двух матросов очистить клинкеты вручную, но тут на лодку выскочили три немецких эсминца — «Z 26», «Z 24» и «Z 25», шедшие на перехват союзного конвоя PQ-13. Срочное погружение задержалось, к счастью, клинкеты успели очистить, но лодка лишь в последний момент успела уклониться от таранного удара и серии глубинных бомб. После этого по приказу командования «катюша» перешла с позиции прикрытия союзного каравана в район Вардё, где утром 31 марта атаковала крупное судно. С дистанции в 22 кбт (фактически столько же составляла максимальная дальность хода торпед) он дал шеститорпедный залп. Немцы атаки не заметили даже несмотря на то, что «К-21» показала над водой рубку. Снова сказались отсутствие системы БТС и неотработанность действий личного состава БЧ-5, слишком поздно начавшего принимать воду в уравнительную цистерну. После возвращения в Полярный с субмарины списали механика и штурмана, а на их место назначили новых. Именно с таким кадровым составом и уровнем подготовки экипаж вышел в свой пятый боевой поход, ставший, пожалуй, одним из самых знаменитых в истории советского подводного флота.
Его первую часть — с 18 по 28 июня — ПЛ провела на позиции северо-западнее Вардё. Встреч с противником не было, если не считать внезапную атаку вражеского самолета в ночь на 19-е. В результате близких разрывов двух авиабомб получили повреждения магистраль заполнения уравнительной цистерны №1 и кингстон цистерны быстрого погружения, из-за чего они заполнились водой. Компенсировать это удалось откачкой воды из уравнительной №2 и дифферентных цистерн. Вторая атака, произведенная утром 27 июня, не имела негативных последствий. На следующие сутки Лунин получил приказ занять позицию на выходе из шхер между островами Рольвсе и Магере, что и было выполнено. Через пять дней патрулирования, 5 июля в 16.22 гидроакустик донес об обнаружении шумов, которые, как оказалось позднее, принадлежали германской эскадре во главе с линкором «Тирпиц».
Условно атаку «К-21» по времени можно разделить на пять фаз:
17.00-17.18. Маневрирование для атаки эсминца охранения. Фаза завершилась в момент обнаружения мачт крупных боевых кораблей.
17.18-17.36. Выход подлодки на генеральный курс эскадры для атаки носовыми аппаратами со стороны левого борта цели. Фаза завершилась с обнаружением смены курса эскадры с 60° на курс 330° (значения курсов приводятся в соответствии с донесением Лунина; немецкими материалами подтверждается лишь единственная смена курса в течение всей атаки — с 30° на 90° в 17.25). Неверные результаты этих наблюдений в конечном итоге привели к тому, что подлодке пришлось производить залп из весьма невыгодного положения — из кормовых торпедных аппаратов на расходящихся курсах.
17.36-17.50. Выход «К-21» на «новый» генеральный курс эскадры для атаки носовыми аппаратами со стороны правого борта цели. Фаза завершилась с обнаружением «смены курса» эскадры с 330° на старый курс 60°. В результате наблюдения в 17.50 Лунин определил, что лодка оказалась почти прямо по курсу «Тирпица» (курсовой угол цели 5-7° левого борта) на дистанции 35-40 кбт. Атака носовыми аппаратами невозможна.
17.50-18.01. Уход подлодки с курса «Тирпица» для атаки кормовыми аппаратами со стороны левого борта цели. При этом около 17.55 «К-21» совершила прорыв передовой линии охранения эскадры. Фаза завершилась торпедным залпом.
18.01-19.05. Выход из атаки — отрыв от эскадры движением контркурсом. В 19.09 — 19.27 «катюша» передала сообщение о месте обнаружения, составе и курсе вражеской эскадры.
Утром 7 июля «катюша» была отозвана в базу, куда прибыла спустя двое суток.
В конце сентября «катюша» стала на прикол в ожидание сменной батареи — ресурс наличной подошел к концу. Поскольку поставки по ленд-лизу вскоре наладились, в середине января 1943 г. лодка смогла вступить в строй. За исключением аккумуляторов, остальные приборы и механизмы оставались старыми, получившими солидный износ за время боевых походов. Отчасти это и стало причиной крупной аварии, произошедшей вечером 12 февраля.
За двое суток до этого «катюша» вышла в поход в Лоппское море. Переход осуществлялся как обычно, в надводном положении, а значит ограждение рубки и находившаяся в нем шахта подачи воздуха к дизелям регулярно заливались водой. В один из моментов проникшая через шахту влага попала на переключатели электроподстанции. Между ножами пакетника образовалась электрическая дуга, вспыхнул пожар, сразу же отключились запитанные через подстанцию масляные насосы и насосы системы охлаждения дизелей. Двигатели были остановлены, и личный состав приступил к тушению пожара. Сделать это не удалось. Наоборот, он все усиливался, температура поднялась, после чего стали гореть изоляция кабелей, краска и пробковая изоляция. Причиной этого оказалась элементарная ошибка экипажа — после начала пожара подстанция была обесточена лишь частично. Пламя продолжало распространяться, и уже через 8 мин после возгорания личному составу был отдан приказ покинуть отсек и герметизировать переборки. Дело в том, что огонь уже подбирался к расходному баку дизелей, где находилось около тонны соляра. Его взрыв, скорее всего, привел бы к гибели подлодки. Впрочем, даже избежав этого, подводники оставались в незавидном положении — субмарина беспомощно покачивалась на волнах, не имея возможности ни погрузиться (батарея была разряжена), ни дать ход дизелями. Спустя час пожар утих сам собой. В результате выгорело практически все оборудование подстанции и проходившие через отсек кабели, многие контрольные и измерительные приборы.
Возвращение в базу было бы неизбежно, если бы старшина группы электриков по собственной инициативе не накопил на подлодке всевозможные сверхштатные запасы. Закипели ремонтные работы. К утру восстановили управление вертикальным рулем, а спустя сутки удалось запустить главные дизели. Тем не менее, лодка оставалась в районе зарядки на протяжении еще четырех суток до полного устранения повреждений. Лишь 18-го она подошла к берегу, где выставила минное заграждение (обнаружено и вытралено противником), а спустя двое суток высадила разведгруппу.
Дальнейшая боевая деятельность самой знаменитой «катюши» пошла резко по убывающей. Многие приборы и механизмы выслужили все положенные сроки. Именно из-за этого сорвался боевой выход 27 июня — спустя семь часов нахождения в море сломался упорный подшипник кормовых горизонтальных рулей, из-за чего при погружении дифферент на корму составил 25°, и вылился электролит. Многочисленными мелкими поломками сопровождался и десятый поход (5-20 августа), во время которого подлодка так и не смогла проникнуть в пролив Серё-сунд. Минная постановка в районе острова Иельмсё была произведена в положенном месте, но оно оказалось за пределами судоходного фарватера. Впрочем, несмотря на это, флотская разведка доложила о гибели на нем немецкого транспорта, после чего на рубке «К-21» появилась цифра «16».
В конце ноября Лунин получил назначение на должность командира 1 -го дивизиона подлодок вместо погибшего М.Ф. Хомякова. Новым командиром «катюши» стал ее бывший старпом З.М. Арванов. Под его руководством субмарина совершила всего два боевых похода — между 26 декабря и 2 января по тревоге на перехват немецкого линкора «Шарнхорст» (возвращение затянулось из-за шторма) и между 6 и 12 апреля. В свой последний поход «К-21» выходила на минную постановку. Хотя обеспечивающим в нем являлся М.П. Августинович, мины снова были выставлены в стороне от фарватера. Основная вина в этом лежала на штабе и разведке флота, которые так и не смогли вскрыть начертание фарватеров на наиболее удаленном участке вражеских коммуникаций.
Сразу после возвращения из похода субмарина стала в капитальный ремонт, завершить который удалось только после войны. Она находилась в боевом составе флота до сентября 1954 г., после чего еще почти 30 лет прослужила в качестве учебно-тренировочной станции. 24 июля 1983 г. после восстановительного ремонта лодка стала филиалом музея Краснознаменного Северного флота в Североморске.
«К-22»
Сразу после окончания швартовных испытаний эта подлодка перешла в Либаву, где в период с 15 августа по 13 декабря 1940 г. прошла ходовые испытания, вошла в строй и отработала вступительные задачи КПЛ. До наступления ледостава корабль вернулся в Кронштадт, здесь ему предстояло пройти гарантийный ремонт.
22 июня подлодка встретила в Ораниенбауме, где отрабатывала первые задачи курса боевой подготовки с новым командиром. 14 августа «К-22» ушла из Кронштадта и спустя шесть дней начала переход по каналу. Уже 4 сентября подлодка прибыла в Беломорск. Далее последовали монтаж снятых приборов и механизмов, профилактический ремонт, после чего 26 октября корабль перешел в Полярный.
Первый поход (30 октября-18 ноября), произведенный на самую удаленную позицию №1 — устье Вест-фьорда перед входом в порт Нарвик, фактически оказался учебным. Моряки учились переносить шторма и бороться с авариями, причинами которых они зачастую сами и являлись. Лишь однажды командир обнаружил неизвестное судно, но не смог атаковать его из-за большой дистанции и плохой видимости. Проникнуть в глубь шхерного района Котельников не пытался — плавать на столь крупном корабле среди множества мелких островков было бы настоящей мукой. Из-за шторма пришлось даже отказаться от обстрела береговой радиостанции, что также предусматривалось боевым заданием.
Отчасти из-за недовольства командования результатами первого похода в следующий «К-22» пошла с комбригом Н.И. Виноградовым на борту. Районом действия были выбраны северные подходы к Хаммерфесту, где в период наступившей полярной ночи можно было почти круглосуточно плавать в надводном положении. Первой встречи долго ждать не пришлось. В ранние часы 9 декабря во время постановки мин с ПЛ заметили каботажное судно, которое Котельников и Виноградов решили атаковать торпедой. Выстрел результатов не имел, очевидно, потому, что осадка цели оказалась меньше глубины хода торпеды. Комбриг предложил открыть артиллерийский огонь. За пять минут с «катюши» выпустили 24 45-мм снаряда и наблюдали ряд попаданий.
Спустя двое суток «К-22» встретила уже три норвежских мотобота (один из них шел на буксире). В течение 25-минутного обстрела норвежские мотоботы «Альпар» и «Боргар» были потоплены, а третий, название которого установить не удалось, поврежден. Добить его не успели — на звуки выстрелов к месту боя подошли немецкие охотники «Uj 1212» и «Uj 1211» из головного охранения проходившего поблизости конвоя. При их появлении «К-22» сразу же погрузилась, после чего на нее сбросили 28 глубинных бомб. Бомбардировка результатов не имела, если не считать того, что в ходе маневрирования и поиска подлодки охотники по всплывшим минам случайно обнаружили недавно выставленное ею заграждение. Вызванные в район тральщики протралили фарватеры через обе минные банки, так что постановка «К-22» оказалась безуспешной. Оставшаяся часть похода прошла в борьбе со штормом, а 25 декабря субмарина ошвартовалось в Полярном.
Широкую известность «двадцать вторая» обрела после следующего похода (13 января-1 февраля), состоявшегося в район Конгс-фьорда. Полярная ночь мешала Котельникову обнаруживать ходившие под берегом конвои противника, и 19 января он решил обследовать прибрежные бухты самостоятельно. Здесь его поджидал успех — в бухте Стурстейнбукт у Берлевога он обнаружил стоящий на якоре транспорт. С дистанции в милю из подводного положения (подойти ближе не давала глубина, с трудом скрывавшая такую крупную подлодку) «К-22» выпустила торпеду из носового аппарата. Поскольку видимый результат отсутствовал, в течение последующих 20 минут командир расстрелял по судну еще четыре торпеды из носовых ТА и одну из кормового, но транспорт продолжал стоять как заколдованный. Это и не удивительно — норвежский пароход «Мимона» был выброшен на камни штормом еще 11 января, а поскольку район был весьма мелководным, торпеды с установкой более 2 м, которыми стрелял Котельников, просто не могли достигнуть цели.
26 марта лодка вышла в район Тана-фьорда. Вечером 3 апреля был атаковал конвой. Три торпеды были выпущены с дистанции 8-10 кбт, но, поскольку субмарина после залпа показала рубку, немецкие корабли смогли уклониться. Затем три тральщика обстреляли рубку артиллерией и сбросили в точку ее обнаружения 34 «глубинки». Повреждения от них оказались незначительными. В ночь на 9 апреля Котельников получил приказ оказать помощь подорвавшейся на мине «Щ-421». Высокие скоростные качества «катюши» на этот раз оказались востребованы — уже меньше чем через 8 ч подводный крейсер был в северной части Порсангер-фьорда. Посовещавшись, Котельников и обеспечивавший поход «щуки» И.А. Колышкин решили, что буксировка в создавшейся обстановке слишком опасна и «Щ-421» придется затопить. Приняв на борт второй экипаж, субмарина направилась в Полярный, куда и прибыла 10 апреля.
Пятый боевой поход (28 апреля-2 мая) оказался самым коротким. После прибытия на позицию выяснилось, что при швартовке к борту «щуки» сломался румпель кормовых горизонтальных рулей, а перед походом его не проверили. Пришлось возвращаться в базу.
Ни чем интересным не ознаменовались и два следующих похода — на прикрытие союзных караванов PQ-17 (26 июня-13 июля) и JW-51B (31 декабря-7 января 1943 г.). В промежутке между ними «катюша» успела получить новую аккумуляторную батарею и импортный гидролокатор «Дракон-129». Сменился и командир подлодки — на место ставшего комдивом Котельникова пришел капитан 3 ранга В.Ф. Кульбакин.
Первой задачей для нового командира стала отработка совместного плавания с «К-3», с которой предстояло действовать в составе одной тактической группы. Уже 3 февраля группа вышла в море. На борту «катюши» находились комдив Котельников и замполит бригады капитан 2 ранга Р.В. Радун. Встреча с противником состоялась в ночь на 6-е, но выйти в торпедную атаку «К-22» не смогла — цель заслонялась флагманской «К-3». В ходе атаки субмарины потеряли друг друга и встретились лишь во второй половине дня. Затем они вернулись к берегу и продолжили поиск в надводном положении. С наступлением рассвета 7 февраля подлодки погрузились, но в течение еще семи с половиной часов обменивались посылками ГАС.
В 19.37 с флагмана вызвали «К-22» с приказом перейти в надводное положение, но она на него не ответила. Впоследствии выяснилось, что «Дракон» на «К-3» вышел из строя и в момент посылок мог не работать. Но гвардейская подлодка не обнаружилась и позже, не прибыла она и в базу. Поскольку противолодочных кораблей в момент потери связи рядом не было, командование бригады сочло причиной гибели подрыв на мине. После войны выяснилось, что в этом районе действительно еще с мая 1942 г. стояло минное поле. Оно находилось на расстоянии 6-7,5 мили от берега в зоне, которая считалась опасной и плавать в которой рекомендовалось на рабочей глубине погружения (не менее 75 м).
«К-23»
Судьба этой «катюши» оказалась самой короткой. Она вступила в строй в конце 1940 г. и с началом зимы стала в гарантийный ремонт в Кронштадте. Сразу после окончания техобслуживания, которое по времени должно было совпасть с весенним вскрытием восточной части залива ото льда, субмарине предстояло перейти на Север. 24 мая подлодка, первой из состава ЭОН-11 пришла в село Рыбацкое, а 24 июня 1941 г., на второй день войны — в Беломорск. Несмотря на столь раннее прибытие на Север, в боевых действиях она приняла участие не скоро — остаток лета был потрачен на профилактический ремонт и прохождение КПЛ, что оказалось весьма не лишним. Только 30 сентября подводный крейсер перешел в Полярный, где его экипаж еще раз продемонстрировал отработку вступительных задач и стал готовиться к боевым походам.
Первый же из них оказался нелегким. Вечером 24 октября «катюша» вышла в море с комдивом Гаждиевым на борту для постановки мин на выходе из Киркенеса, но сразу же попала в сильный шторм. На «К-23» волнами были порваны антенны радиосвязи, сошли со штырей орудийные платформы, а главное, залило водой оба перископа, что делало запланированную постановку у базы противника невозможной. Пришлось возвращаться в Полярный. Вечером 27-го лодка снова вышла в море, но уже через час вернулась по метеоусловиям. Лишь третья попытка увенчалась успехом. Днем 29-го экипаж субмарины продемонстрировал неплохую подготовку, точно определившись на месте и выставив все 20 мин в полном соответствии с планом. В ранние часы 5 ноября на одной из них подорвался тральщик «М 22» из состава головного охранения немецкого конвоя.
Заграждение, выставленное в следующем походе (16.11-9.12.1941), успеха не имело — немцы обнаружили обе банки контрольным тралением и уничтожили их, не понеся потерь. После этого лодка осталась действовать в Лоппском море в обычном качестве. Воспользовавшись наступлением полярной ночи, Потапов в ранние часы 26 ноября проник в шхерный район в надводном положении и имел ряд встреч с норвежскими судами. Одно из них — рыболовный катер «Старт», принятый за 700-тонный транспорт, он решил обстрелять. После первых залпов команда катера погасила бортовые огни, и ему удалось скрыться. Остаток похода экипажу «К-23» пришлось провести в борьбе со штормом, что не оставляло шансов пополнить боевой счет.
В следующий поход (3-23 января) он пошел с обеспечивающим — начальником отдела подводного плавания штаба СФ В.П. Карпуниным. В соответствие с планом похода подлодка проникла в центральную часть Порсангер-фьорда, куда ранее не решалась зайти ни одна наша субмарина. Днем 6 января начали минную постановку, которую пришлось прервать после сбрасывания 11 мин и выхода из строя минного устройства левого борта. В этой ситуации Потапов с Карпуниным приняли смелое решение — провести осмотр и ремонт устройства не выходя из фьорда. Вечером «катюша» всплыла и стала под защиту тени скалы. С ее борта было прекрасно видно, как по прибрежной дороге ездят автомашины, а находившийся на противоположном берегу фьорда немецкий наблюдательный пост один раз скользнул по корпусу ПЛ прожектором. Через пять часов устройство удалось ввести в строй и постановка продолжилась. Когда на борту остались две последние мины, устройство снова забарахлило, и процедуру по его вскрытию пришлось повторить. В конце концов все мины были выставлены, но смелость и старания экипажа оказались потрачены впустую — места постановки, намеченные штабом, оказались в стороне от используемых противником фарватеров.
В последующие дни лодка продолжала действовать в устье фьорда, непосредственно перед крупным вражеским портом Хонингсвог. Вечером 8-го по ходовым огням было замечено неизвестное судно, которое попытались атаковать из надводного положения. При подготовке залпа старшина торпедистов перепутал значение ревунов и выпустил торпеду по сигналу «Приготовиться к атаке!». Пока разбирались с причиной выстрела, судно исчезло в темноте. Утром обнаружилась новая одиночная цель, но на этот раз командир решил лечь на курс сближения. Сигналами он приказал судну остановиться и подошел к его борту. В результате опроса по-английски выяснилось, что «К-23» встретила норвежский катер «Амбергет». После этого Потапов приказал конфисковать с судна флаг и расспросил его шкипера об организации местного судоходства. Затем катер был отпущен. Днем 14 января «К-23» попыталась выйти в атаку на группу тральщиков, но была обнаружена ими по перископу, после чего подверглась короткой и безрезультатной контратаке.
Своего самого крупного успеха «катюша» добилась днем 19 января. В перископ обнаружили одиночный транспорт водоизмещением в 4000 т, шедший на восток. Поскольку субмарина находилась у него за кормой, торпедная атака оказалась невозможна. «К-23» всплыла и устремилась в погоню за транспортом, который, заметив это, ускорил ход и скрылся за мысом Сверхольт-клуббен. Обогнув мыс, Потапов обнаружил судно стоящим в бухте. Незамедлительно был открыт артиллерийский огонь. Командир сильно рисковал — как правило, все бухты, предназначенные для стоянки судов, обеспечивались постами наблюдения и береговыми батареями. К счастью для «К-23», немцы еще не успели установить здесь орудия. Не зная об этом, Потапов выстрелил по судну две торпеды, которые прошли мимо и затем были найдены противником у береговой черты невзорвавшимися. Тем не менее, судьба парохода оказалась предрешена — он погиб в результате вызванного попаданиями пожара.
Четвертый боевой поход (28 февраля-26 марта) не был примечательным. С позиции у Конгс-фьорда в течение похода субмарину перенацелили на прикрытие каравана PQ-13, а затем вернули обратно. Много времени отняли борьба со штормами и зарядка собственной аккумуляторной батареи, которая к концу похода выработала 102 условных цикла. В донесении Потапов писал: «При таком состоянии АБ рост температуры электролита во время зарядки до 45 градусов дает возможность погружаться [только] через день, так как приходится зарядки прерывать, что затягивает [их] до 18-20 часов». Действовать под берегом в надводном положении было уже слишком опасно — полярная ночь заканчивалась, а защита противником своих коммуникаций заметно усилилась. Кратковременные
подходы к побережью завершались лишь обнаружением мотоботов.
Из следующего похода подлодка не вернулась, и почти всю информацию о произошедшем с ней приходится брать из документов противника. С 28 апреля по 5 мая она находилась на позиции прикрытия каравана PQ-14, после чего получила приказ перейти в устье Тана-фьорда. Спустя неделю в 9.22 (во всем описании эпизода использовано берлинское время) 12 мая направлявшийся на восток немецкий конвой зафиксировал атаку подводной лодки, произведенную с дальней дистанции. До судов торпеды не дошли, но одна из них затонула в 10 м от борта охотника «Uj 1110» — флагмана противолодочной группы, в которую также входили «Uj 1101» и «Uj 1109». После атаки группа отделилась от конвоя для поиска противника. Вскоре была обнаружена торпеда без боевой части, которая вертикально плавала в воде, и с «Uj 1110» спустили шлюпку, чтобы ее подобрать. Именно в этот момент, в 10.14, «К-23» неожиданно для немцев всплыла. Перед этим на нее не было сброшено ни одной бомбы, да и сами охотники находились достаточно далеко от места всплытия — ближайший «Uj 1109» в 39 кбт, остальные на расстоянии 70-75 кбт. Лодка сразу же легла на курс отхода и через минуту открыла артиллерийский огонь. Любопытно отметить, что она шла зигзагом так, чтобы иметь возможность вести огонь из обоих 100-мм орудий — то через правый, то через левый борт. Несмотря на это, ПЛ постоянно увеличивала дистанцию до охотников, также открывших огонь («Uj 1101» и «Uj 1110» вскоре прекратили его из-за недолетов) и легших на догонный курс.
Огневая фаза продолжалась недолго, но фактически именно она решила исход всего столкновения. Через семь минут с момента открытия огня 88-мм снаряд поразил «катюшу» в левый борт в районе носового среза ограждения рубки. Несмотря на то что немцы наблюдали над подлодкой выброс черного дыма, вряд ли она получила очень серьезные повреждения — не было заметно ни снижения скорости, ни уменьшения плотности артогня. Возможно, пострадала одна из располагавшихся вблизи рубки топливно-балластных цистерн, поскольку с проходившего спустя некоторое время вблизи этого места немецкого охотника наблюдалось пятно масла или топлива. Видимо, это заметили и на лодке, продув содержимое цистерны в море. По крайней мере, на этом этапе боя предательского масляного следа субмарина еще не оставляла. Мог пострадать и прочный корпус, так как в следующей фазе боя подлодка держалась на сравнительно небольшой глубине, что могло указывать на наличие небольшой течи, которую уменьшали противодавлением. Снаряды «К-23» падали вокруг «Uj 1109», периодически поражая его борта осколками, из-за чего он также перешел на зигзаг. Бой продолжался до 10.42, когда после 95 выстрелов на охотнике кончились фугасные снаряды. «Катюша» вела огонь еще какое-то время, но затем также прекратила его — дистанция продолжала увеличиваться, и в 11.51 подлодка вышла за пределы видимости противника. Еще в 11.00 с борта субмарины было отправлено единственное донесение: «Транспорт торпедами, два СКР артиллерией уничтожил, квадрат 8114, курс ост. Имею повреждения от стрельбы. Командир ДПЛ». В ответ на это в 13.00 командующий флотом отдал приказ ПЛ возвращаться в базу, но успела ли она его принять, неизвестно — в 13.09 в бой вступила немецкая авиация.
Самолеты были вызваны еще в 10.31, но смогли стартовать только спустя полтора часа. Вполне вероятно, что к этому времени на борту «катюши» уже считали, что опасность миновала и можно заняться устранением повреждений. По крайней мере, к такому выводу можно придти исходя из того факта, что подлодка не смогла уклониться от атаки первого самолета срочным погружением. В двух заходах Ju-88 сбросил на «К-23» четыре 250-кг бомбы, одна из них, по заявлению летчика, взорвалась всего в метре от кормы. Вероятно, дистанция все-таки была больше, поскольку при таком близком разрыве «катюша», скорее всего, потеряла бы ход. Но, по всей видимости, взрыв нарушил герметичность топливных цистерн, оставлявших теперь на поверхности четкий масляный след, достигший спустя час длины 5-6 миль. Группа охотников, не отставая, шла по этому следу и надеялась, что авиация сможет продержать лодку под водой до момента их прибытия. Так и случилось. В 13.45-13.49 второй самолет отбомбился в голову следа, а в 14.54 оба «юнкерса» приняли участие в штурмовке показавшейся из воды рубки субмарины, после чего «К-23» снова пришлось уйти на глубину. Через час самолеты покинули район, но как раз в этот момент в него подоспела противолодочная группа.
Поскольку «катюша» продолжала идти на небольшой глубине со средней скоростью и оставлять след, установить с ней контакт не составило большого труда. В 16.30 все три охотника в строю уступа произвели бомбометание, сбросив в общей сложности 63 бомбы. После одного из взрывов на поверхность выбросило воздушный пузырь с содержанием какой-то темной массы, предположительно соляра. Затем наблюдался движущийся воздушный пузырь длиной до 100 м — возможно, на лодке пытались продуть с помощью ВВД поврежденные цистерны главного балласта. Предположив, что лодка набирает глубину, в 16.42 командир «Uj 1109» сбросил на этот пузырь еще 9 бомб с установками глубины 75 м и 120 м. По-видимому, было достигнуто прямое попадание, поскольку на этот раз традиционный воздушный пузырь с маслом сопровождался появлением на поверхности фрагментов пробковой изоляции, деревянных деталей и бумаги. Немцы утверждали, что еще в течение 8 минут фиксировали шум винтов, но, очевидно, это была уже агония в процессе погружения на дно (глубина в этом районе — 250 м). Вскоре след превратился в неподвижное пятно, которое все больше и больше увеличивалось в диаметре.
«К-51»
К началу войны «катюша» заканчивала монтажные работы (степень технической готовности 88,2%), после завершения которых приступила к швартовным испытаниям. Они находились в самом разгаре, когда в конце августа в связи со стремительным ухудшением обстановки под Ленинградом подлодке пришлось перейти в Кронштадт. Там на протяжении месяца она успешно уклонялась от авиационных налетов и артиллерийских обстрелов. В конце сентября «К-51» вернулась в Ленинград и встала на стоянку у Литейного моста. Здесь подлодка простояла до 26 ноября, когда ее перевели на Адмиралтейский завод для подготовки к 120-суточному крейсерству в Балтийском море.
Дело в том, что в ноябре у командира 4-го дивизиона БПЛ КБФ капитана 3 ранга В.А. Егорова созрел оригинальный план. Его суть заключалась в том, что «катюша» выходила на позицию в южную незамерзающую часть Балтийского моря непосредственно перед наступлением ледостава в Финском заливе, а возвращалась после его окончания. На первом этапе похода субмарина должна была перейти к острову Гогланд, где до 15 января ей следовало пройти испытания, а личному составу отработать основные задачи КПЛ. Проведенные Егоровым и главным конструктором лодок типа «К» М.А. Рудницким расчеты показали, что такое крейсерство возможно при условии осуществления ряда конструктивных доработок. В частности, ЦГБ №3, 7, 8, 9, а также минно-балластная цистерна были переделаны в топливобалластные, что увеличило общий запас топлива на подлодке до 320 т. Отказ от размещения мин увеличил плавучесть субмарины и позволил, в свою очередь, использовать одну из уравнительных цистерн для приема дополнительного запаса пресной воды. Переделали газоотводные клапаны дизелей и во избежание заклинивания при плавании во льдах сняли волнорезные щиты у носовых торпедных аппаратов.
Ни одна из переделок, как, впрочем, и остальные приборы и механизмы подлодки, не была проверена, поскольку стремительно наступавшие холода требовали как можно быстрее отправить корабль в поход. С большим трудом «К-51» смогла пробиться сквозь льды в акватории Адмиралтейского завода и в ночь на 18 ноября за двумя ледоколами начала движение в Кронштадт. При этом караван был обнаружен и обстрелян противником, ледокол «Молотов» был вынужден отдать буксир, и остаток пути лодка прошла своим ходом. В Кронштадте до вечера 21-го числа на нее были приняты усиленные запасы топлива, масла, продовольствия и боеприпасов.
В ночь на 22-е субмарина за ледоколом «Ермак» начала переход к острову Лавенсари. Как назло, в этот день началась кратковременная оттепель с сильным ветром, сопровождавшаяся подвижкой и торошением льдов. На переходе «катюшу» неоднократно затирало, и «Ермаку» приходилось возвращаться, чтобы освободить ее из ледового плена. Однажды льды так сильно сдавили корпус корабля, что кормовая часть ушла под воду, и через газоотводы оказались залиты все дизели и трюм 5-го отсека. Еще более неприятный случай произошел утром в районе острова Сескар. Льды загнали субмарину на глубину 3 м по глубиномеру центрального поста, а их нагромождение на надстройке и мостике привело к массовым поломкам расположенных там устройств. Не считая многочисленных деформаций легкого корпуса и ограждения рубки, вышли из строя обе 100-мм пушки, была нарушена герметичность ЦГБ №1 и №2, погнуто перо носовых горизонтальных рулей, повреждена часть размещенных в надстройке баллонов ВВД, порваны антенны. Проверить исправность передних крышек торпедных аппаратов не представлялось возможным, поскольку все они были плотно блокированы льдом. Днем лодка достигла Лавенсари, где экипаж в течение двух суток пытался устранить полученные повреждения.
Наконец, днем 24 декабря было произведено первое с начала подготовки к походу пробное погружение, которое сразу же показало, что корабль перегружен примерно на 60 т и даже с не до конца принятым главным балластом камнем падает на дно. При ударе о грунт были получены новые повреждения цистерн главного балласта, что вкупе с необходимостью выгрузки части твердого балласта и запасов потребовало нового цикла работ на рейде Лавенсари. Они продолжались еще два дня, но снова не привели к положительному результату — даже после выгрузки всего запланированного и осушения всех цистерн маневренного балласта (уравнительных, дифферентных, быстрого погружения) отрицательная плавучесть все равно составляла около 20 т. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы капитан «Ермака» не заявил, что наличного запаса угля на ледоколе хватит только на обратный переход в Кронштадт. Поскольку к тому времени стало очевидно, что полностью восстановить боеспособность подлодки можно только в заводских условиях, командование КБФ дало разрешение на возвращение.
30 декабря «катюша» прибыла в Ленинград и была поставлена на зимовку в торговом порту рядом с крейсером «Максим Горький». Со вскрытием льда на Неве подлодка была переведена на стоянку в районе Охтинского моста, но 24 апреля в ходе усиленного обстрела города рядом с ней взорвались два тяжелых снаряда. Осколки изрешетили борт и надстройки, причем оказались пробитыми прочный корпус и система вентиляции ЦГБ. Это происшествие фактически вычеркнуло корабль из числа участников кампании 1942 г. — из-за большого объема текущих работ завод не стали загружать аварийным ремонтом подлодки, а часть команды, включая командира, перевели на другие корабли. К ремонту и программе испытаний этой «катюши» вернулись только в 1943 г., что позволило 17 ноября официально ввести ее в строй. С июня 1944 г. началась подготовка экипажа к боевым походам, которая завершилась к началу ноября. Между 11 и 15 ноября «катюша» перешла в финский порт Турку; в шхерах рядом с ним экипаж в течение восьми дней впервые отрабатывал погружение, всплытие и плавание в подводном положении. Лишь 23 числа субмарина вышла в свой первый боевой поход на позицию в районе Кольберга.
Обстановка, сложившаяся на тот момент на немецких коммуникациях, была довольно своеобразной. С одной стороны, немецкое командование осуществляло через восточную и среднюю части Балтики весьма интенсивные перевозки, которые далеко не всегда удавалось обеспечить достаточным количеством кораблей охранения, с другой — флотская разведка не смогла вскрыть начертание коммуникаций в средней и западной частях театра, что значительно усложняло подводникам выполнение боевой задачи. Наиболее очевидный маршрут, пролегавший непосредственно вдоль побережья Померании, был для субмарин недоступным из-за мелководья и наличия там значительной минной опасности — заграждений, выставленных британской авиацией. Где проходил глубоководный фарватер, никто точно не знал, и фактически «К-51» патрулировала южнее него — в районе, где можно было встретить разве что одиночные рыболовные суда.
Утром 27 ноября Дроздов обнаружил сразу три траулера, которые ловили рыбу, стоя без хода на небольшом удалении друг от друга. Командир принял их за тральщики, ожидающие конвой в точке рандеву, и решил потопить их все последовательными торпедными атаками. Первая же выпущенная торпеда ушла в молоко, предположительно пройдя под целью (глубина установки 2 м). Топить корабль артиллерией Дроздов посчитал слишком рискованным, и атаку пришлось прервать. Более решительно командир действовал в следующей аналогичной ситуации, имевшей место в ночь на 28-е. Выпустив три торпеды по судну, имевшему, по оценке командира, водоизмещение 5-6 тыс. т, и не достигнув попаданий, Дроздов приказал открыть огонь. Это решение представляется неслучайным — несмотря на официальное осуждение практики артиллерийских атак, командир придерживался на этот счет особого мнения, постоянно тренировал артиллеристов. Уже второй залп дал накрытие, а на четвертой минуте судно загорелось, после чего комендоры перешли на беглый огонь. На протяжении 50 минут подлодка с дистанции мили расстреливала судно, израсходовав 144 100-мм снаряда, после чего наблюдала его гибель.
Установить истинную жертву данной атаки удалось лишь недавно. Выяснилось, что ею, скорее всего, являлся траулер «Золлинг» (260 брт). 22 ноября он вышел из Данцига для рыбной ловли в район севернее Кольберга, где находился с 23 по 26-е число совместно с траулером «Роланд», после чего пропал без вести. Его поисками никто специально не занимался, но 19 декабря траулер «Венус» обнаружил в море неизвестный ранее затонувший корабль, с которого водолазы смогли поднять спасательный круг с надписью «Золлинг». Все 13 членов экипажа траулера погибли.
Воодушевленный первым успехом Дроздов продолжал крейсерство. Днем 28-го субмарина попала в рыбачьи сети. Это само по себе уже должно было навести на мысль, что судоходных фарватеров тут быть не может. Тем не менее, встреченную вечером 29-го пару судов командир идентифицировал как конвой, состоявший из транспорта и тральщика. К досаде экипажа, все шесть выпущенных в трех залпах торпед в цели не попали. Это же повторилось и утром 1 декабря, когда «катюша» атаковала из надводного положения одиночное судно. Раздосадованный повторяющимися неудачами, Дроздов радировал в базу, что торпеды тонут из-за замерзания машинного крана и рулевой машинки, но командование отказалось признать такую возможность и возложило вину за промахи на командира. Не исключено, что неудачи имели и более прозаическую причину. Дело в том, что «К-51» первой на КБФ применяла новейшие торпеды 53-39, которые, возможно, имели заводской брак (в частности, наблюдалось, как одна из торпед, выпущенных 28 ноября, сильно рыскала по курсу). Так или иначе, но доверие к новейшим торпедам оказалось подорванным, и больше ни одна из балтийских подлодок их не использовала.
Сложившаяся ситуация вынудила Дроздова вернуться к проверенному оружию — артиллерии. На второй минуте послышался глухой взрыв, который на лодке истолковали как взрыв котлов, а через 10 минут стрельбы в упор неизвестное судно затонуло. С высокой долей вероятности можно утверждать, что им оказался рыболовный траулер — «Саар» (235 брт). Он вышел на ловлю в район южнее острова Борнхольм утром 26 ноября из Любека. В течение 29-го «Саар» совместно с траулером «Лапланд» ловил рыбу в этом районе (по-видимому, именно эти суда и были целью атаки «К-51» 29 ноября), после чего ушел в западном направлении, именно в тот район, где одержала свою вторую победу «катюша».
Дальнейшие действия подлодки оказались безуспешными. Продолжались регулярные попадания в сети, причем 3 декабря при попытке очистить от них носовую часть волной смыло матроса (спустя семь минут его подняли на борт). На следующий день на лодке произошел пожар станции левого электродвигателя, вызванный тем, что один из матросов уронил на рубильник металлический колпак аварийною освещения, чем вызвал короткое замыкание. Последствия пожара устраняли 36 ч, но, поскольку выяснилось, что топлива на корабле осталось всего на четыре дня, командиру пришлось просить разрешения на возвращение в базу. Если первый поход «К-51» и не ознаменовался крупными успехами, то, по крайней мере, лодка не требовала серьезного ремонта.
Второй и последний поход субмарины начался 23 января 1945 г. Позиция была той же, и это обстоятельство позволило Дроздову действовать более уверенно и не тратить лишнего времени на разведку. Зная, что в открытом море можно ожидать появления конвоев неделями, командир рискнул проникнуть на прибрежную коммуникацию. Это решение привело к успеху — вечером 28 января у маяка Рюгенвальде было замечено крупное судно, стоявшее на якоре. Из четырех выпущенных торпед две попали в находившийся в немецком фрахте датский угольщик «Виборг» (2028 брт). Это судно стало самой крупной победой «К-51» и единственной, одержанной торпедным оружием. Для перезарядки торпедных аппаратов подлодка отошла в открытое море, где Дроздов смог убедиться, что ПЛО противника со времени последнего похода заметно усилилась. Дважды субмарина подвергалась артиллерийскому обстрелу, побывала под глубинными бомбами, а однажды, находясь на перископной глубине, попала под атаку противолодочного самолета.
Проанализировав боевые столкновения. Дроздов пришел к выводу, что все атаки на «К-51» были следствием обнаружения ее радиолокаторами, что сделало его действия более осторожными. В результате «катюша» оказалась оттеснена в северную часть позиции, где ей начали встречаться шведские корабли и суда. И если первые всегда несли четко различимые марки нейтралитета, то вторые заботились об этом не всегда. В ночь на 7 февраля Дроздов дважды безуспешно пытался в темноте торпедировать неизвестное судно и, лишь подойдя ближе, смог различить, что его силуэт образовывали две шведские малые рыболовные шхуны. После этого командир решил еще раз попытать счастья у побережья Померании, но ничего там не нашел. Впрочем, все это продолжалось недолго — минная опасность и излишне крупные размеры гнали лодку в открытое море. Здесь «катюша» вновь оказалась между фарватерами, на что указывали частые случаи попадания в рыбацкие сети, но Дроздов не сделал из этого каких-либо выводов. Безрезультатное патрулирование продолжалось до 14 февраля, когда последовал приказ возвращаться в базу. С 26-го числа она стала на длительный ремонт в Хельсинки. Как указал в своем донесении командир, подлодка не имела ни одного докования на протяжении последних трех лет. Вспомогательный дизель нуждался в срочном ремонте, а биение правой линии вала не оставляло надежд на соблюдение скрытности. Окончание войны корабль встретил в доке.
«К-52»
К началу войны эта подлодка имела наибольшую степень технической готовности среди всех «катюш», строившихся для Тихоокеанского флота. За июнь и июль 1941 г. она успела пройти все заводские и швартовные испытания, а в августе приступить к ходовым, но из-за прорыва немцев к Ленинграду их пришлось прервать. По этой же причине сорвалась и попытка в последний момент перевести все оказавшиеся на Балтике подлодки типа «К» (кроме «К-54») на Север в составе ЭОН-15. Почти весь сентябрь корабль укрывался от налетов авиации противника, лежа на грунте в течение всего светлого времени суток на Малом Кронштадтском рейде. В ночь на 26-е субмарина перешла в Ленинград, но при подходе к месту стоянки врезалась в опору Литейного моста, получив повреждения форштевня. Тем не менее, по уровню технической готовности и подготовки экипажа эта «катюша» считалась лучшей среди всех, оказавшихся на Балтике.
Поэтому, когда командир 4-го дивизиона БПЛ капитан 3 ранга В.А. Егоров предложил план 120-суточного крейсерства в Южной Балтике (на весь зимний период), выбор командования пал именно на «К-52». Учитывалось при этом и то обстоятельство, что возглавлявший экипаж подлодки капитан 3 ранга Е.Г. Шулаков имел пятилетний стаж командования субмаринами Тихоокеанского флота и определенный опыт дальних походов. Возможно, в силу именно этого он считал поход в условиях непроверенной материальной части и неподготовленного экипажа не слишком перспективным. 23 ноября, когда «катюша» осуществляла на буксире переход с места стоянки на Адмиралтейский завод для окончательной подготовки к выходу, с ней произошла авария. Недостаточное количество воды, принятое в ЦГБ, не оставляло ей шанса пройти под неразведенным Республиканским (ныне Дворцовым) мостом, но, когда это стало очевидно, на буксире просто не услышали команды «стоп». В результате при ударе о мостовой пролет были разорваны тумбы перископов, а сами перископы загнуты под углом 45°. После этого ни о каком походе уже не могло быть и речи.
Всю зиму «катюша» простояла на стоянке у Летнего сада, а весной перешла на завод, где на ней полностью устранили повреждения за счет снятия недостающих запасных частей и механизмов с недостроенных «К-54» и «К-55». 11 октября она официально вступила в строй, а спустя десять дней перебазировалась в Кронштадт, где начала подготовку к походу на позицию западнее Борнхольма. Там ей предстояло произвести минную постановку. Однако монтаж минного устройства затянулся и остался незавершенным, а подлодку в конечном итоге командование вернуло в Ленинград. Там она простояла до весны 1944 г. К середине октября командование посчитало «катюшу» полностью готовой к боевым действиям. Затем последовал переход финскими шхерами, и 10 ноября субмарина вышла на просторы Балтики.
Ее крейсерство в Данцигской бухте продолжалось очень недолго. Еще по пути на позицию Травкин атаковал шведский паром, совершавший переход из Стокгольма в порт Висбю на острове Готланд, но промахнулся, и после опознания цели от продолжения атаки отказался. Данцигская бухта встретила «катюшу» усиленными вражескими дозорами и большим волнением. При вечернем всплытии 15 ноября Травкин, вышедший на мостик первым, был накрыт штормовой волной и сброшен через рубочный люк на палубу центрального поста. Падение с высоты нескольких метров не прошло для командира бесследно — была сломана правая рука, травмирован череп и поврежден глаз. Командование пришлось передать обеспечивавшему поход комдиву Шулакову. А вечером 21-го волна захлестнула шахту подачи воздуха к дизелям и залила оба дизеля. Субмарина остановилась и тут, как назло из темноты показались сторожевые корабли. Пришлось производить срочное погружение, но, поскольку в дизельном отсеке уже работали над устранением предыдущей неисправности, команду на погружение не услышали и не перекрыли клапан замещения топлива из топливно-балластной цистерны №8. В результате в топливные цистерны №2 и №3, расположенные внутри прочного корпуса, стал поступать соляр под давлением в несколько атмосфер. Спустя мгновение это привело к тому, что обе цистерны раздулись, а затем лопнули. Их выгнувшиеся стенки раздавили 10 баков 2-й группы аккумуляторной батареи, из которых вылился электролит. К счастью, своевременно произведенное отключение группы позволило избежать короткого замыкания и пожара. Тем временем, потерявшая плавучесть лодка стремительно проваливалась вниз и на глубине 85 м упала на грунт, повредив легкий корпус. В довершение обнаружившие подлодку сторожевики сбросили на нее 12 глубинных бомб, но они не нанесли дополнительных повреждений. Спустя несколько часов аварийная бригада под руководством командира БЧ-5 М.А. Крастелева, работавшая в затопленном до палубного настила трюме 4-го отсека, смогла прекратить поступление воды и изолировать поврежденные баки. Несмотря на это, продолжать поход было невозможно. 24 ноября субмарина прибыла в базу Ханко, откуда перешла для ремонта в Кронштадт.
Ремонт продолжался до конца января 1945 г. После его окончания подлодка перешла в Хельсинки, откуда финские ледоколы вывели ее на чистую воду на выходе из шхер Аландского архипелага. С 22 февраля «катюша» находилась на позиции у берегов Восточной Померании, вдоль побережья которой противник осуществлял интенсивные перевозки в порты Данцигской бухты и Курляндского полуострова. При этом Травкин столкнулся со ставшей уже традиционной для дальних коммуникаций проблемой — прибрежные фарватеры были недоступны из-за мелководья и британских донных мин, точного же начертания глубоководного фарватера разведка не установила. В результате субмарина действовала на удалении 25-30 миль от берега, между фарватерами, примерно в том районе, где ловили рыбу немецкие траулеры. Представляется, что именно они и были реальными целями атак в ночи на 24 февраля и 8 марта, днем 1-го и вечером 4-го числа того же месяца. По крайней мере, за это говорит то обстоятельство, что подлодка атаковала одиночные суда относительно небольшого водоизмещения или пары «транспорт»-«сторожевик», в то время как настоящие конвои противника имели куда больший состав и включали более крупные пароходы или даже океанские лайнеры. Ни разу «катюша» не была контратакована, но, несмотря на это, в большинстве случаев Травкин даже не предпринимал попыток выяснить истинный результат атаки — так силен был выработанный в 1942-1943 гг. навык «выстрелил-ушел».
В ночь на 7 марта лодка оказалась в районе немецкого глубоководного фарватера «76» в тот момент, когда по нему из Готенхафена в Свинемюнде переходило соединение в составе тяжелых крейсеров «Лютцов», «Адмирал Шеер», двух эсминцев и двух миноносцев. Правда, из всего состава отряда сигнальщики подлодки заметили лишь силуэт одного миноносца. При атаке столь быстроходных целей дорога каждая минута, и командир, быстро заняв выгодную позицию, произвел залп. Неожиданно для Травкина торпеды были выпущены не из кормовых, смотревших в сторону цели аппаратов, а из носовых. Оказывается, в горячке боя сам командир забыл уточнить, из каких аппаратов он собирается стрелять. Затем залп все-таки дали и с кормы, но благоприятный момент оказался упущен. К тому же, как следует из немецких материалов, «катюша» была обнаружена РЛС крейсера «Лютцов», после чего с него дали сигнал к повороту «все вдруг». Корабли отряда благополучно уклонились от торпед, что, впрочем, не помешало Травкину написать в донесении: «Через одну минуту после выхода торпед видел взрыв одной торпеды. На корпус же лодки были слышны ясно два сильных последовательных взрыва, попадание торпед не вызывает сомнения».
В связи с полным израсходованием боекомплекта (за время похода выпущено 17 торпед) субмарина ушла с позиции и 11 марта прибыла в Хельсинки.
В этот день «катюша» шла к берегам Померании в третий раз. В ночь на 21 апреля она достигла места и приступила к крейсерству. С момента последнего похода обстановка несколько изменилась — почти все примыкавшее к позиции побережье было занято частями Красной Армии, и теперь немецким конвоям приходилось ходить исключительно глубоководным фарватером, рядом с которым и действовала субмарина. Тем не менее, две первых атаки — днем 21-го и вечером 22-го — по-видимому, вновь были выполнены против рыболовных судов. Атаки конвоев, курсировавших между Данией и Данцигской бухтой, тоже состоялись (в ночи на 25 и 27 апреля), но успехами они не сопровождались. Израсходовав все торпеды к носовым аппаратам, сразу после последней атаки субмарина направилась в Хельсинки, куда и прибыла вечером 30 апреля. Там она и находилась на момент окончания войны.
«К-53»
Эта «катюша» к началу войны находилась в наименьшей степени технической готовности из всех подлодок XIV серии, строившихся Адмиралтейским заводом. Летом 1942 г. стоявшая в акватории завода лодка получила повреждения от огня осадной артиллерии. Завершить монтаж не удавалось из-за отсутствия подъемного устройства перископов. Его решили снять с одной из недостроенных «катюш», но, узнав, что ввод в строй снова откладывается, замнаркома ВМФ адмирал И.С. Исаков распорядился снять с субмарины комплект баков аккумуляторной батареи и отправить их на Северный флот для установки на «К-3». Еще раньше — в октябре 1941 г. — для формирования береговой батареи с корабля сняли 100-мм пушки. В результате «пятьдесят третью» удалось зачислить в состав флота только после возвращения орудий и налаживания поставок батарей по ленд-лизу, а именно 31 июля 1943 г.
Первый поход, начавшийся 23 ноября, успехов не принес. На позиции у Либавы, где довелось действовать «К-53», немцы ранее неоднократно обнаруживали наши субмарины и потому выставили сильные противолодочные патрули. В море же шансы на обнаружение конвоев заметно снижались, тем более, что всю прилегающую к порту зону конвои противника старались проскочить в темное время суток. Первую цель удалось обнаружить поздно вечером 4 декабря, когда лодка проводила зарядку в надводном положении. Стараясь действовать наверняка, Ярошевич сблизился с атакуемым транспортом на дистанцию в 2,5 кбт, но выпущенные торпеды сошли с курса из-за 7-балльного волнения. Подлодку, в свою очередь, обнаружил сторожевой корабль «V 1604», открывший по ней артиллерийский огонь. Пришлось срочно погружаться. Поскольку глубина под килем составляла всего 25-27 м, массивная «катюша» по инерции пролетела нужную глубину и с силой ударилась кормой о грунт. Затем субмарина продолжила движение, но свирепствовавший на поверхности шторм еще дважды ударял ее о дно. Вертикальный руль после этого перестал перекладываться, и лишь через некоторое время удалось расходить его до 10-15° на оба борта. Тем не менее, командир, имевший полное право просить командование о возвращении в базу, решил остаться на позиции.
Вторую атаку произвели в ночь на 10 декабря. Спустя три дня выяснилось, что из-за повышенного расхода топлива (нормальные ходовые испытания, на которых можно было бы установить истинные характеристики корабля, не проводились) его осталось только на возвращение домой. 16 декабря «К-53» прибыла в Хельсинки, где до 1 марта проходила послепоходовый ремонт.
Второй поход оказался более насыщен событиями. С 8 марта субмарина действовала на позиции у Кольберга, где до нее крейсировала «К-51». Поскольку подходить к берегу из-за минной опасности было слишком рискованно (на этом основании командир не стал выполнять приказ об атаке кораблей противника, обстреливавших советские войска под Кольбергом), оставалось только надеяться на обнаружение конвоев, следовавших глубоководным фарватером. Днем 17 марта он с дистанции 5 кбт атаковал и потопил транспорт «Маргарета Кордс» (1912 брт), шедший с грузом боеприпасов для курляндской группировки. Судно поразили две торпеды из трехторпедного залпа, а сама атака была произведена настолько скрытно, что корабли охранения даже не попытались контратаковать лодку.
Увы, повторить этот успех в последующие дни не удалось. В ночь на 22-е субмарину обнаружили сторожевики противника (они сбросили на нее четыре глубинные бомбы), а вечером того же дня — эсминец «Z 39» и миноносец «Т 36». Эти два корабля лишь недавно вступили в строй и теперь отрабатывали программу артиллерийских стрельб и поиска подлодок, для чего им выделили субмарину «U 1102». Однако события для немцев разворачивались так, что отрабатывать упражнения им пришлось не на своей подлодке, а на «К-53». 22 и 23 марта вражеские корабли гидроакустикой несколько раз обнаруживали «катюшу», но, поскольку этот район использовался и в качестве учебного полигона для подготовки подводных сил Кригсмарине, атаки глубинными бомбами были запрещены и экипажи кораблей использовали для отпугивания лодки обычные ручные гранаты. Утром 24-го «Z 39» и «Т 36» убыли в базу, но им на смену пришел конвой. Хотя его охранение и не обнаружило советскую лодку, зато конвой подвергся нескольким налетам нашей авиации. Взрывы авиабомб (всего на «К-52» их насчитали 219) Ярошевич принял за крупномасштабное преследование. Почти сутки подлодка пролежала на фунте, а когда всплыла, сигнальщики зафиксировали две торпедные атаки, произведенные субмариной противника. К сожалению, отсутствие документов противной стороны (в частности, из-за уничтожения немецких документов в конце войны) не дает возможности прокомментировать этот случай. После этого командир счел за благо отойти к шведскому побережью для уточнения счисления и зарядки в спокойных условиях. Затем «К-53» на сутки вернулась на позицию, но исчерпание запасов топлива и продовольствия вынудило командование отозвать ее в базу.
В Хельсинки субмарина ремонтировалась со 2 по 30 апреля, затем снова вышла в море. На этот раз она заняла позицию у побережья Восточной Померании, где, по замыслу, должна была прервать движение между портами Данцигской и Кильской бухт. Вечером 6 мая Ярошевич произвел торпедную атаку на один из конвоев (по-видимому, отряд немецких эсминцев, который днем вышел с якорной стоянки у мыса Хель), но из-за тумана и опасения столкнуться с каким-нибудь из атакуемых кораблей стрелять пришлось с глубины по акустическим пеленгам, что привело к промаху.
Вслед за этим Ярошевич получил приказ перекрыть выходы из Либавы. Единственный конвой был обнаружен 9 мая на дистанции, не позволявшей стрелять торпедами, а всплыть и атаковать корабли артиллерией командир не решился. Несмотря на объявление о капитуляции Германии, поставленная подлодке задача не отменялась и в последующие дни. «Катюша» продолжала свое крейсерство до 24 мая.
«К-56»
Головная из трех «катюш», строившихся Балтийским заводом. К началу войны на ней заканчивался монтаж приборов и механизмов, а в первые военные месяцы начались заводские и швартовные испытания. Их пришлось прервать в августе 1941 г., в связи с приближением немцев к Ленинграду. В октябре для нужд сухопутной обороны с подлодки сняли 100-мм орудия, а 17 апреля 1942 г. на ней при очередной зарядке батареи произошел пожар, в результате которого полностью выгорела электрическая станция вспомогательного дизеля. Для продолжения достройки ее пришлось снять с недостроенной «К-55». Только 29 ноября корабль вступил в строй, но из-за неподготовленности экипажа и сложившейся в Финском заливе обстановки участие в боевых действиях пришлось отложить до осени 1944 г. Еще в мае 1942 г. командиром подлодки был назначен капитан 3 ранга И.П. Попов. Под его руководством 14 октября 1944 г. «К-56» вышла из Кронштадта, чтобы первой из балтийских «катюш» совершить боевой поход в южную часть моря.
По замыслу, подлодка должна была действовать совместно с авиацией, которая наводила бы ее на конвои врага, а в остальное время находиться на позиции ожидания южнее острова Эланд. Впрочем, очень скоро выяснилось, что наши самолеты-разведчики не могут обеспечить ее надежными разведданными на расстоянии 400-450 км от своих баз. Поэтому командование приказало Попову занять позицию у южного входа в пролив Кальмарзунд. В 1942 г. это был один из самых оживленных узлов коммуникаций, через который из Швеции в Германию шли транспорты с железной рудой, но теперь обстановка резко изменилась. Еще в августе 1944 г. шведское правительство объявило о разрыве торговых отношений с Германией, а в сентябре — о запрете на посещение своих портов ее судами. Очевидно, в штабе КБФ об этом не знали, либо шведские заявления не вызвали особого доверия.
Попов действовал достаточно энергично и не побоялся вести ночной поиск целей в надводном положении. В ночь на 22 октября, заметив три постоянных огня, он лег на курс сближения, но вскоре обнаружил, что все они принадлежат установленным на южной оконечности Эланда навигационным створам. «Катюша» начала отходить в море, но тут внезапно всем корпусом выскочила на мель. Впрочем, после продувания почти 124 т воды и соляра сначала из минно-балластной цистерны и цистерны быстрого погружения, а затем и ЦГБ №3, №4, №7, №8 и №9 подлодка облегчилась настолько, что смогла сойти на чистую воду. Последующий осмотр вскрыл повреждения легкого корпуса, забортной арматуры, ограждения вертикального руля и левого винта, который был погнут. Такова оказалась цена штурманской ошибки.
В ночь на 24-е число Попов получил приказ занять позицию в Данцигской бухте. Плавание в этом районе продолжалось недолго. «Катюша» попала в сильный шторм, и командир решил переждать его на грунте. Однако даже на глубине 25 м корпус корабля сильно било о каменистое дно, что нанесло тонкой обшивке дополнительные повреждения. Осмотр, произведенный днем 25-го, привел к неутешительным выводам; в результате многочисленных повреждений топливно-балластных цистерн за лодкой волочился широкий соляровый «шлейф». После этого Попову не оставалось ничего другого, как вернуться в базу. Далее последовал ремонт в Кронштадте, продолжавшийся до начала зимы. 12 декабря подлодка прибыла в Турку, откуда спустя пять дней вышла на позицию к Кольбергу, сменив там «К-51».
Второй поход обеспечивал комдив Шулаков. Вечером 25-го Попов обнаружил крупный конвой, который решил атаковать из надводного положения. Первый залп оказался безрезультатным (цель — 10 000-тонный транспорт — вопреки наблюдениям командира не имела хода), а из-за приближения катера Попов приказал срочно погрузиться. Шулаков действовал более инициативно и решительно — он приказал всплыть и догнать конвой. После упорного 3,5-часового преследования тремя оставшимися в носовых аппаратах торпедами удалось торпедировать и потопить транспорт. Затем по инициативе комдива был дан залп из кормовых ТА по входившему в состав того же конвоя судну, классифицированному как танкер. Внезапно «танкер» повернул на лодку и открыл огонь из автоматической пушки, заставив ее погрузиться. Несмотря на такое развитие событий, уже спустя 25 минут субмарина всплыла и начала поиск цели, чтобы расстрелять ее артиллерией. Конвой обнаружили через 55 минут, но, прежде чем подводники успели что-то предпринять, сторожевик осветил лодку прожектором и открыл огонь из орудия. Вслед за этим вражеский корабль на протяжении почти пяти часов преследовал «катюшу», сбросив на нее шесть глубинных бомб.
Вторая успешная атака пришлась на вечер 29 декабря. Все прошло как на учениях: обнаружение 6000-тонного судна в надводном положении, сближение на дистанцию 8,5 кбт, трехторпедный залп, попадание в судно, которое быстро ушло под воду. Проблема заключалась в том, что жертвой атаки стал шведский пароход «Венерсборг» (1046 брт), совершавший рейс вдоль побережья Швеции из Сундсвалля в Кёпенхамн с грузом целлюлозы. Точно не известно, видели ли с борта «К-56» марки нейтралитета, но сомнения в национальной принадлежности должны были возникнуть хотя бы потому, что судно, в отличие от немецких, шло со всеми включенными навигационными огнями. Решающим обстоятельством для советских командиров явилось то, что пароход в момент торпедирования лежал на курсе 220°, который вел его прямо к оккупированному немцами Борнхольму. Еще раньше с «К-56» заметили, что в ту ночь на острове светил маяк. Сопоставив два этих факта, комдив с командиром решили атаковать.
Последняя в этом походе торпедная атака — на крупный конвой — состоялась в ночь на 2 января, но попасть в цель не удалось. Поскольку все находившиеся на борту торпеды были израсходованы, 5-го «катюша» прибыла в Хельсинки.
Послепоходовый ремонт продолжался до конца марта. 29 марта субмарина вышла в третий поход. Прибыв на позицию у побережья Восточной Померании 4 апреля, он уже после полудня вышел в атаку на крупный конвой, следовавший из Данцигской бухты на запад. По наблюдениям командира, в караван входили легкий крейсер типа «Эмден», крупная плавбаза, а также несколько кораблей и судов меньшего водоизмещения. Четырехторпедный залп по крейсеру был выпущен с дистанции 10 кбт, причем через полторы минуты акустик доложил о трех взрывах. Хотя преследованию подлодка не подвергалась, под перископ Попов решился подвсплыть только спустя 42 мин. Согласно его наблюдениям, большая часть судов все еще находилась на месте атаки, предположительно поднимая людей из воды, а крейсера видно не было.
По немецким данным, накануне вечером из Данцигской бухты вышел конвой, куда входила плавбаза китобойных судов «Вальтер Рау» (13 751 брт), а спустя несколько часов — другой, включавший учебный артиллерийский корабль «Орион» (бывший вспомогательный крейсер) и лайнер «Вангони» (7848 брт). По-видимому, кто-то из них и был принят за легкий крейсер*. Ни одно из этих судов 4 апреля не погибло и даже не было повреждено. Что же касается услышанных взрывов, то, по всей вероятности, их причиной явилось профилактическое бомбометание, о котором еще до атаки сообщал в боевом донесении и сам Попов.
Дальнейшие действия подлодки пошли по нисходящей. Днем на перископной глубине «пятьдесят шестую» атаковали самолеты, ночью, когда она осуществляла поиск в надводном положении, — обстреливали корабли. Наконец, в ночь на 11 апреля Попов обнаружил «одиночный вражеский тральщик без хода». Хотя выпущенные торпеды прошли под целью, артиллерийский огонь с дистанции всего 2 кбт сделал свое дело — через 12 мин с начала обстрела противник пошел на дно. Правда, будь он на самом деле тральщиком, «катюше», скорее всего, не поздоровилось бы, поскольку ее мощная 100-мм артиллерия оказалась фактически незадействованной. У кормового орудия прикипела пробка, закрывавшая казенник (не проверялась в течение длительного времени), а носовая пушка очутилось вне углов обстрела и лишь в конце боя успела сделать четыре выстрела. Огневой же мощи «сорокапяток» вряд ли хватило бы для того, чтобы заставить вражеских артиллеристов замолчать. Жертвой в данном случае стала шведская рыболовная шхуна «Рамона» (57 брт), один из членов экипажа которой погиб. Хотя и в данном случае нейтральное судно несло постоянные отличительные огни, в оправдание Попова можно привести то обстоятельство, что место потопления находилось в 46 милях от берегов Швеции, зато всего в 30 милях восточнее Борнхольма. Сразу вслед за этим лодка подверглась «длительному преследованию» (зафиксировано 77 взрывов). На самом деле это было ничто иное, как удары нашей авиации по конвою, шедшему через позицию «К-56» из Свинемюнде в Либаву.
В последующие дни по различным причинам сорвалось еще несколько атак, причем в последнем случае, 21 апреля, из-за того, что подлодку обнаружил охранявший суда тральщик «М 322». Он обстрелял перископ из зенитных автоматов, а затем сбросил на «катюшу» 18 глубинных бомб. Поскольку глубина моря в том месте составляла всего 30 м, Попов принял рискованное решение лечь на грунт. Он объяснил это тем, что «глубины малые и лодка сильно шумит и хорошо прослушивается противником». Лишь ошибка немецких наблюдателей, неточно определивших место обнаружения перископа, позволила избежать трагического финала. От взрывов на лодке осыпалась пробковая изоляция и разбились все лампочки, не закрепленные на амортизаторах. После этого командир счел за благо отойти к шведским берегам, откуда он попросился в базу, ссылаясь на отсутствие дистиллированной воды для доливки батареи. 26 апреля подлодка прибыла в Хельсинки, где вскоре стала в док.